Вспоминал о своём пригорке. Траву, у его корней. Длинные ползучие стелились, они эти стебли ниточки, травы молодилы. Помнил и травки, как розочки зелёно голубого цвета, которые росли прямо на сухом песке. И, даже грибы – поганки, которыми лечили свои недуги и люди и олени. Он, дуб, помнил, как много – много солнышек, как лучики зайчики, на его шершавом тёплом стволе…
А сейчас совсем темно, свет сюда не проникал. Совсем. Только редко какая ни будь заблудившая рыбёшка в темноте таращила свои сумасшедшие глаза, в этой кромешной тьме, да рак двигал грустными глазами, ища место для зимовки. Всё заилило. Занесло песком. Совсем черно. Даже воды уже не было.
Что-то смрадное. Сырое. Душное. Тяжёлое…
Ушла ещё одна, а может и не одна сотня лет.
Однажды появился, проявился, какойто гул.
Гул Земли. Так она подавала голос, когда тааам, на верху, по земле скакали всадники на рысаках, с большими как ветер гривами.
Топот гулкий затих. И всадники и люди в тени, а может на солнышке прилегли отдохнуть…
Грустно.
А жизнь идёт.
Проходит мимо.
Однажды послышался еле уловимый всплеск. Может, почудилось. Непонятно, вода или светлая жизнь, совсем рядом, возвращается?
Тоска.
По той жизни.
Солнечной…
Как-то сразу и вдруг, появилась вода, большая вода, бурная, мутная, с песком, галькой бушевала. Долго буянила. Так бывает только весной, когда дожди и ливни, уносят остатки снега.
П о л о в о о д ь е.
Чистая, прозрачная вода, рыбки стайками проносятся, раки то ползают, то как – будто от кого – то удирают, стрелой проносятся мимо ствола.
Потом светящийся лучик пробил толщу воды до самого дна. И осветил его. Ствол весь, на всю его длинную, могучую высоту, лежащую на дне.
Дуб ободрился, ожил. Повеселел, и, вот они, радостные дни, когда на его стволе, серебрились рябью водяные зайчики – солнышки.
Пролетели, пронеслись ещё годы, время течёт уже рядом с ним. Он это видит и слышит.
… Вытащили его тяжёлого, заилённого, без веток, один ствол. Ручьями стекали с него потоки радости. Они сверкали на солнышке, переливаясь бликами граней, горного хрусталя, слезами матери, у которой прошла кризисная ночь больного ребёнка…
Он лежал и плакал, он плакал и смеялся. И, теперь видел, как рядом, совсем близко, падали деревья и его сородичи дубы. И совсем ещё маленькие, дубки. Совсем молодые.