Мамин Славик всегда относился ко мне хорошо. Не лез с нравоучениями и не пытался воспитывать, зато исправно финансировал мои танцы. Без его помощи маме пришлось бы туго. Работа тренера, костюмы и специальная обувь, поездки на чемпионаты и взносы – все это выливалось в приличные суммы. Отчим платил, и я ему за это благодарна, но он чужой для меня человек и вряд ли это когда-то изменится.
– День действительно был прекрасным, – соглашается мама, бросив на меня укоризненный взгляд.
– Давай уже расскажем, Света, – предлагает Слава, беря ее за руку. – Пора.
Она смотрит на него, потом на меня и снова не него.
– Скажи ты, – просит. Вид у нее растерянный.
– Елизавета! – решительно обращается отчим ко мне. – У нас есть потрясающая новость. Примерно через полгода у тебя появится братик или сестричка! Пол станет известен уже через неделю!
Его радостная улыбка в нашей компании выглядит сиротливо. Я сижу с вытянутым лицом и заторможенно моргаю, не понимая, что должна сказать. Мама ждет моей реакции, затаив дыхание.
– Ты рада? – интересуется она осторожно.
– Удивлена. Я слышала, как ты рассказывала бабушке, что забеременеть не получается и ты настроилась ждать внуков.
– Мы сделали ЭКО три месяца назад. И с первого раза получилось.
– Почему раньше не сказала? Тебе нельзя волноваться, а мы эти три месяца только и делали, что ссорились. Если бы я знала, постаралась вести себя не так эгоистично.
– Веточка, доченька… Какая ты у меня хорошая, самая лучшая, – выдыхает мама дрогнувшим голосом.
Ее глаза наполняются слезами, мои тоже. До меня окончательно доходит смысл новости.
– Уже не самая, но я снова ей стану, – обещаю, растирая слезы тыльной стороной ладони.
Мама плачет открыто. При этом лицо ее светится счастьем, а мне вдруг становится страшно. Мы не всегда ладили и часто ссорились по мелочам, но я всегда была для нее особенной – единственной. Теперь будет иначе и я не понимаю как. Подлая тревога кормится этим непониманием. Я никогда не мечтала о сестре или брате.
– Хоть бы родился мальчик, а то живу в бабьем царстве и сам скоро стану плаксой, – смахивает скупую мужскую слезу Слава.
Глянув на него, мама смеется. Тихонько и несмело, словно еще не веря, что я с пониманием приняла грядущие перемены.
– Можешь выпить мое шампанское, – пододвигает мне свой бокал. – Тебе уже можно, а мне теперь не рекомендуется.