Очевидно, именно Петри запрограммировал Дэна и сам же им управлял. Чак не смог сдержать усмешки.
– Может, мне стоит нанять этого вашего Петри? – мрачно спросил Банни Хентман. – Если, как вы говорите, он настолько хорош.
– Для того, что вам нужно, – ответил Мейджбум, – мистер Петри, возможно, подошел бы лучше. В текстах Чака есть стиль, который вам нравится, но проблема заключается в том, что он непостоянен. Сомневаюсь, что Чак сможет удержать необходимую вам планку. Однако пусть частично…
– Замолчите уже! – оборвал его Хентман. – Я не люблю обсуждать бизнес втроем! Риттерсдорф, мы можем пойти куда-нибудь еще?
Дэниел явно раздражал Хентмана. Казалось, комик почувствовал неладное.
В сознании Чака вновь зазвучал голос слизевика:
«Та милая девушка, мистер Риттерсдорф, которой, как вы заметили, стоит увеличить соски, входит в дом. Она ищет вас, и я уже сказал ей подниматься».
Банни Хентман, тоже, вероятно, уловивший мысли слизевика, в отчаянии застонал:
– Неужели нет возможности спокойно поговорить? Кто там на этот раз?
Он повернулся к двери.
– Мисс Триест нам не помешает, – уверил Дэн.
Чак взглянул на симулякра, удивленный способностью Дэна высказать свое мнение о Джоан. Было ясно, что это не заложенная модель поведения. Это дело рук Петри, руководившего симулякром из здания ЦРУ в Сан-Франциско.
Дверь открылась. На пороге стояла Джоан Триест, одетая в серый свитер и дирндль [2], без чулок, но на высоких каблуках.
– Я не помешала, Чак? Мистер Хентман, – Джоан густо покраснела. – Я сотни раз смотрела ваши шоу, вы лучший современный комик. Вы, как Сид Сизар [3], как все великие комики!
Ее глаза заблестели, она шагнула к Банни Хентману и встала рядом, близко, но так, чтобы не коснуться его ненароком.
– Ты дружишь с Банни Хентманом? – спросила она Чака. – Жаль, не сказал этого раньше.
– Мы пытаемся, – вновь заговорил Хентман, – заключить договор. Но пока есть небольшие сложности.
Комик стал расхаживать по комнате, вытирая пот.
– Сдаюсь! – сказал он решительно. – У меня не получится подписать с вами контракт, об этом и речи быть не может. У вас слишком много знакомых. В моем понимании писатели – это затворники, и в их жизни никого нет.
Джоан Триест оставила входную дверь открытой, и теперь, волнообразно передвигаясь, на пороге конапта появился слизевик.