– Надо подождать, не обрывать ягоду в конце августа с розовыми просветами, а дать ей повисеть до октября и собирать кистями. Дозреют и лакомишься насыщенно-красными, сладковатыми. Я выписался. Вы меня вылечили. Я больше не ваш пациент. Я буду говорить с вами на ты. Ты бежишь в Санкт-Петербург с праздника на праздник? Не хочешь позвонить родителям?
– Валяйте, говорите мне ты. Я родителям напишу. За письмо на меня не наругаются.
– На тебя родители ругаются?
– Очень. А как вы думаете? Я работаю в спасательном спецназе. Пропускная способность сорок человек в час. Я лезу на рожон. Люди под мою ответственность лезут на рожон. Вы можете просчитать действия, но не случайности. Матушка концертмейстер, а папа композитор и аккомпанирует «звездам эстрады». Они обычнее любых гражданских. С две тысячи четырнадцатого года лейтенантом я служила в штурмовом отряде медицинского батальона Донбасса. В Севастополе я капитан. В зоне специальной военной операции ЦСООР «Лидер» разминировало и сопровождало гуманитарные конвои, их раздачу, разбор завалов, охрану личного состава сводной группировки МЧС России. Из госпиталя Бурденко перешла в ЦСООР «Лидер». Мало, все мало. Ординатуру по нейрохирургии я для них прошла. В Боткинской больнице на гражданке на ноль, двадцать пятых ставки в нарушение правил. Два дня на четверть ставки и свободна. Ждут – не дождутся, когда я перейду в Боткинскую по выслуге через четыре года.
– Они за тебя волнуются.
– Авторитетная комиссия по итогам Всероссийского конкурса «Лучший врач МЧС России» этого года признала меня лучшей. Пугаться можно за Машу у печки. Мои примеры Вера Гедройц или Шаталова Галина Сергеевна. В гражданской медицине речь идёт о лечении инсультов, инфарктов, гангрен у людей пожилого и старческого возраста. Это по большей части плановая хирургия. Сегодня изменился характер боевых действий. У противника запрещенные боеприпасы, эти проклятые «лепестки» противопехотных мин. Преобладает очень тяжелая артиллерийская травма. Когда поражены грудь, живот и голова одновременно. Произошла серьёзная эволюция травматологической помощи. Сегодня речь идёт о сохранении крупных суставов, длинных трубчатых костей. Мы боремся за каждый сантиметр тела.
– Откуда у вас идея стать военным хирургом?
– С детства не хотелось ни тренькать на рояле или скрипке, ни танцевать. Витя, семнадцатилетний кузен, навещал со мной его подругу, владелицу террариума. Врачи нам сказали, гремучник его укусил, он умер от аллергии на змей. В пять лет сдали аргенные пробы: нашли какао и предрасположенность к агнионевротическому отеку. До этого бог упас: мама берегла мои зубы. Я спросила у аллерголога Облепихова Виктора Севастьяновича в Центральном военном клиническом госпитале им. Мандрыка, как можно стать умным доктором в его учреждении. Он рассмеялся и сказал, закончи школу с углубленной биологией и природоведением, поступи в военную академию, ординатура два года, много лет скитаний и работы, и место под солнцем. За мной образовался должок. В школе я училась в классе будущих военных медиков. В десятом классе был семейный скандал, но я победила в заключительном этапе Всероссийской Олимпиады школьников. Меня зачислили в Военно-медицинскую академию имени С.М. Кирова без вступительных экзаменов с профильными экзаменами по химии и биологии. Мой кузен погиб по преступной небрежности его родителей. Мои родители сдали со мной аллергенные пробы. Я жива.