А я и не догадывалась об этом. Не знала, как вести себя, и старалась поменьше выходить из дому. Не оправдала надежд газеты.
– Вот подружки, наверно, завидовали, – сказал я.
– Ещё как! Трусикам и супер-дрюпер юбчонке. У меня было такое, а у них нет. Всё забугорное! В кружевах. Как тут не завидовать?! А ещё всё продемонстрировала на высоком подиуме, выше некуда. Тоже мне, модель с небеси!
– Хорошо. Много и сразу.
– Это было слишком. Но я начала кое-что понимать. Что есть жизнь, и она другая, не такая, как в книгах.
– Надо ж! Никогда не думал, что малая часть туалета может быть столь важной.
– Для женщин – важнейшая деталь. А для многих – судьбоносная. Особенно если её снять вовремя и умело. Я умела. Но и стихи сочинять умела, так я, во всяком случае, думала.
И во всём находила поэзию. Откуда берётся поэзия? Ниоткуда. Она существует сама по себе и вечно.
– Где?
– В шуме ветра, в воде, звёздах, дожде, в падении листьев. Даже один листочек, падая, издаёт свой звук. Надо только услышать его. А ещё во взгляде, прикосновении…
Ритм, рифма, музыкальность, образность… Надо только увидеть, услышать. Очень немногие видят и чувствуют. А ещё меньше могут это отобразить. А рифмовать – дело нехитрое. Все могут.
– Мудрёно, – сказал я.
– А ты как думаешь?
– Это мы не проходили, это нам не задавали. Может, мульён лет назад кто-то сказал кому-то:
Сиськи у тебя – во!
Заросли волосьем!
А булыжник, что тебе подарил,
Я им соседу голову проломил,
Чтоб не лапал, гад,
Твой аппетитный зад.
Зад твой бел, как луна,
Хочу я только тебя.
И не пойти ль нам туда,
Где течёт река,
Где жратвы полно?
А может, туда, сам не знаю куда.
– Я рвалась туда, знала куда: «В сады поэзии святой. Увижу ль вас, её светила?» Они были там, на Олимпе, где их творят, издают.
И они гремят на стадионах. И наконец! Счастье привалило: была приглашена к нему! Самим! На вечера которого ломились так, что приходилось ломившихся конной милицией обламывать. Как я не двинулась, не знаю. Но головку потеряла.
– И полетела.
– Что ты! Я уж теперь поэтесса. Раз пригласил туда, я должна явиться в «сады поэзии святой» этакой… поэтессой такой. Но как?! Как одеться… или раздеться? Во что…
– Раздеться?
– Даже и этого не было. Так я считала. Я плохо соображала и начала рыться в сундуках, которые отродясь не отмыкали. И нарыла кое-что из прошлого. И из нарытого сотворила… Вот я в кружевном платье (из шалей и скатерти девятнадцатого века), в туфельках начала века двадцатого! А какие на мне перстни с каменьями! Серебряные, начала девятнадцатого века. А причёска!