И все вздохнули. Театрально так. И я за компанию. И стали представлять, что могло бы быть… Тут и квартира, и домработница, даже две или четыре.
И курорты наши, и забугорные, и… На этом фантазия скуднеть, заедать стала.
Оно и понятно. Вот если б нашего самогона на ягодках настоянного стаканчик, тогда… Ух, что б могло быть! А тут сухонькое. И то только губы смочили, по рюмашечке с напёрсток выпили.
– Как в сказке: чем дальше, тем страшнее, – сказала я.
– Интересно, а что б ты сделала, как повела себя?
– Перво дело, я б поэтический салон организовала, как раньше. Чтобы поэты приходили, художники. Общались, музицировали. Чтобы там было тепло, уютно для души.
– Молочком парным поила бы.
– Пирожками голодранцев пичкала.
– Пирожки с селёдочкой под молочко…
– От дурной коровы.
– Гожо! – сказали они вместе.
Быстро они это слово от меня переняли.
– А ещё?
– А ещё поэтическое кафе открыла бы.
– Во малахольная!
И это слово они от меня переняли.
– Да нет. Одуванчик Божий.
– Почему?
– Дунет ветер жизни – и будешь голая.
– Интересно, а что будет, если ты придёшь к нему за своим имуществом? Чтобы отдал тебе предмет вожделения.
– И с автографом. Непременно с автографом!
– Стихи чтобы были.
– И ты станешь показывать их его фанаткам за деньги.
– Какой приработок будет.
– Во гульнём!
– Нет-нет! – засуетилась я.
– Да сиди ты! Не одна ты пойдёшь, а все вместе. И он, как благородный человек…
– Откуда нам знать, что этот чёлн из Союза пис…ателей благородный?
– А вдруг? Как благородный человек, после того, что произошло между вами…
– Не было ничего. Не верите?
– Чуть не произошло. И заметь, по твоей вине. Не… не по твоей натуре Божьего одуванчика. Он не может, не имеет морального права нас не принять!
– К тому же вы повязаны кровью.
– Кровищей.
И я согласилась. Вот дура!
И мы стали готовиться. Ну как же без этого.
Сходили в парную, сделали причёски, почистили рыла (так девчонки говорили). Мне не стали, у меня кожа от молочно-самогонной диеты идеальная или близкая к этому.
И стали лица на рожицах рисовать. Я отказалась, но мне сказали, что так надо в столице. И я подчинилась. Меня попудрили белой пудрой, подвели глаза, намазали чем-то ресницы.
И мои глаза… Даже мне стало страшно смотреть в зеркало, какие они были громадные и таинственные.
Брови вразлёт.
Платье и шаленку мои оставили, только поясок с индийскими финтифлюшками нацепили.