– Мама! Это тебя спрашивает, какая-то тётя.
В чуть освещённой комнате, сидела немолодая, потрёпанная временем и заботами женщина.
– Вы ко мне? – вставая с лавки, спросила Мария.
– Да, я…мама..мама Дуси – тяжело опускаясь без приглашения на лавку, потому что от волнения у Анны дрожали ноги и руки, сказала она.
– Василёк, принеси тёте воды из кадки, там в сенцах – попросила Мария.
Через минуту Мария дала Анне алюминиевую кружку с водой. Та судорожно выпила и с надеждой посмотрела на Марию.
– О какой Дусе Вы говорите? Что-то я не припомню – спросила Мария.
– Помните, в сорок втором…поезд разбомбили тут, у Вас на станции? Девочка, маленькая…четырёх лет, со светлыми кудряшками и голубенькими глазками, мне сказали, что Вы её… То есть, она ночью к Вам прибежала тогда – волнуясь, рассказывала Анна.
Мария напряглась, потом вдруг просветлела и посмотрев на Анну, сказала.
– Да, маленькая девочка, её Дуся привела тогда ночью.
– Простите? Какая Дуся? Моя дочь? – приподнимаясь с лавки, спросила Анна.
– Да нет! Дуся, наша собака, хорошая, умная такая псина была. Немцы тогда на утро пришли, убили её. Мы потом её во дворе закопали. А Вашу дочь, Дусю, забрала на следующий день молодая женщина. Она её сразу узнала и Дуся Ваша к ней побежала…в общем, как я потом слышала, их отправили первым же поездом в Ташкент. Столько лет прошло…семь кажется, а будто вчера всё было. Страшно вспомнить. Много наших убили на заре, проклятые фашисты. Но партизаны освободили нашу деревню, а Дуся так и уехала тогда с остальными детишками. Так значит…Вы её ищите? Умненькая девочка такая, маленькая, а столько перенесла, бедняжка – долго говорила Мария.
– Спасибо Вам Мария. Вы жизнь моей Дусеньке сохранили тогда. Пойду я, поздно уже, простите, что побеспокоила Вас. – сказала Анна, поднимаясь с места.
– Куда же Вы на ночь глядя пойдёте? Оставайтесь, я накормлю Вас. А утром провожу на станцию, там проходной поезд из Ленинграда до Ташкенте проходит, может и сядете на него. Скоро и мой старшенький Ванечка придёт, он у нас на кузнице работает, кузнецу помогает, уж восемнадцать лет ему. Жаль отец их так и не увидит, как его сыновья выросли – вытирая набежавшую слезу, кончиком фартука, сказала Мария.
– А я Вас не стесню? Вас и так трое… – осторожно, чтобы не обидеть, спросила Анна.