Как и всегда, это будет желание о ней. Я хочу, чтобы она обрела покой и счастье и придумала, как жить дальше, сохранив при этом воспоминания о бабушке.
Юн, Чиан и Джеймс не просят меня объяснить три простых слова, которые я пишу на фонарике: покой, счастье, память. Мы благоговейно встаём в круг, зажигаем небесные фонарики и отпускаем их. Все смотрят, как их желания улетают ввысь, и моё сердце тоже подпрыгивает до самого горла – а потом словно выбирается из тела и спешит вслед фонарику.
Лия́ сияет под ярким ночным небом. Я не хочу навсегда прощаться с идеей, что мы можем встречаться, но я это сделаю – потому что она этого не хочет и потому что я хочу остаться с ней друзьями. Я проглочу свои чувства и найду другой способ оставить её в своей жизни – ведь без неё я жизнь себе и не представляю.
– Прощай, – шепчу я. Слово уносит ветер.
Лия́
Сегодня Кай тоже запустил фонарик. Мне совсем не интересно, чего он пожелал, не интересно, чего он пожелал, не…
Толпа расходится, воздух постепенно становится холоднее, и я невольно обхватываю себя руками. Я дрожу всем телом, но всё равно стою, не двигаясь, и надеюсь ещё хоть на секунду удержать ощущение чуда. Раньше, когда фонарики ещё висели в небе, я чувствовала свои мечты на вкус, но тёмная ночь забирает всё так же быстро, как и дарит. Иногда я очень жалею, что не могу собрать такие моменты в бутылку, а потом открыть её и оживить магию.
Кай ушёл не попрощавшись. Я пытаюсь об этом не думать, но не получается: он должен был стать частью моего желания. Это он держал меня за руку на похоронах Найнай, плакал рядом со мной, воскуривал благовония и даже продолжил за меня надгробную речь, когда я не смогла её закончить. Это он испёк двенадцать свежих лунных пряников с бабушкиной любимой начинкой (яичные желтки) и записками внутри (это было его коронное блюдо); на каждой записке были пожелания ей в загробной жизни. Покой. Комфорт. Любовь. Снова встретиться с Ее. Мы писали эти записки вместе, пока в наших глазах стояли слёзы.
Иногда мне кажется, что тот Кай существовал только в моём воображении. Как такая мелочь могла так сильно разделить нас?
* * *
Когда мы с родителями возвращаемся домой, я пытаюсь занять себя случайными мелкими делами: убираю обувь, наливаю себе воды, разбираю почту. Я не хочу слышать, как папа в очередной раз говорит, что семья Кая приносит неприятности, и надеюсь, что, увидев, как я занята, он просто не будет со мной разговаривать. Если что, я знаю, что папа говорит вполне серьёзно, да даже Кай это понимает, но то, что его отец и брат такие, вовсе не значит, что и сам Кай тоже такой. Найнай это знала. Его семья отказалась убираться после взрыва мусорного контейнера, а Кай вышел посреди ночи складывать тесто лопатой в мешки для мусора. Казалось бы, после такого папа мог хотя бы насчёт Кая передумать, но, по-моему, из-за моего участия он только разозлился ещё больше. Кай настаивал, что сделает всё сам («в конце концов, это вина моей семьи»), но я просто не могла вынести и мысли о том, что он будет там страдать один просто потому, что родился в таком гадюшнике. Всё прошло весело и довольно странно – мы попросту дурачились. Кай слепил из испорченного теста кучу разных фигурок (цветок, улыбающееся лицо, рака-отшельника), и я, хоть и всегда знала, что он талантливый, тогда в полной мере осознала, что его пальцы могут сделать что угодно. То есть с тестом, естественно, господи.