И не менее искренне полюбить эту грань своей личности. Сначала я очень огорчался, когда надо мной насмехались, но теперь, хотя мне порой всё равно бывает больно, понял, как ко всему этому отношусь: если вас так задевает, что я парень, который любит печь, пожалуйста – можете со мной не общаться. Так будет даже лучше. Может быть, мне помогает ещё и то, что Лия́ однажды сказала, что парень, который умеет печь, – это «секси». Я это истолковал как намёк на чувства, но явно оказался не прав. Может, она думала о ком-то из участников «Самых горячих американских булочек» – кулинарного реалити-шоу, в котором участники месят, раскатывают и лепят, одетые в один фартук?
Мама тоже поощряет моё увлечение готовкой. Она, конечно, нечасто бывает дома, но всё равно считает «Лунные пряники» своим третьим ребёнком и знает, что я лучше всех за ним присматриваю. А ещё она обожает булочки с солёным яичным желтком и говорит, что у меня они получаются самыми сочными, прямо как в торте «Горячая лава» – когда надкусываешь, а из него льётся шоколад. Когда мне впервые удалось добиться такого эффекта с густым желтком, я решил, что теперь уж точно имею право называть себя пекарем.
И всё-таки мне немного неприятно, что я не разговариваю с Цзяо, которого не было целый год – хотя, признаюсь, год без него оказался куда приятнее всех предыдущих, – поэтому я говорю:
– Жаль, что ты приехал не вчера вечером. Мог бы вместе с нами пойти на фестиваль фонариков.
– Тьфу. Там куча стариков. – Цзяо аж вздрагивает. Очаровательно. – Я бы не пошёл, даже если бы был дома.
Дверь открывается – звучит спасительный звон. Цзяо никогда не любил общаться с посетителями. Всегда говорил: «Ты с ними справляешься намного лучше меня. Я занимаюсь большими идеями. Ну, представь, что я Илон Маск, а не продавец машин «Тесла».
Моя надежда, что Цзяо сбежит, увидев покупателя, – или хотя бы ненадолго избавит меня от своего присутствия, – испаряется, когда входит Лия́. Моё сердце готово выпрыгнуть из груди – и от волнения, и от ужаса.
Глаза Цзяо загораются.
– О-о-о, твоя подружка пришла, Сын-Какашка.
Мне очень хочется кинуть бесформенной булочкой ему в голову. Услышав прозвище «Сын-Какашка», Лия́ поднимает брови. От одного взгляда на неё у меня пересыхает во рту, а язык вдруг кажется огромным и неповоротливым. «Она здесь», – услужливо подсказывает мне мозг, заставляя обратить на неё внимание.