Пожалуйста, не перечь ему больше… – мысленно молю я, переживая за Саймона и, если честно, уже измученный голодом.
– Нет, сэр, – мямлит Саймон, признавая поражение.
– Тогда иди вымой их как следует. И не задерживайся.
Саймон выбегает из-за стола, несется вдоль дальней стены и скрывается в дверях. Я представляю, как он со всех ног мчится в ванную. Как никто другой, он знает, что остальные ждать не будут. Еда драгоценна, нас морят голодом. Вода и печенье по утрам, обед из тушеного мяса или супа и легкий ужин, на который дают кувшин молока. Когда еды не хватает, все может быть хуже. Намного хуже. А так мальчики, включая меня, перехватывают на ходу, что могут, когда могут. Если в животе пусто, доброта забывается до тех пор, пока вы не утолите голод, и чувство вины уживается в желудке вместе с мясом и хлебом.
К этому привыкаешь.
Джонсон провожает Саймона взглядом. Наши глаза снова встречаются, и я вижу ухмылку на его губах.
– Отец, я закончил, – объявляет он через весь зал, и Пул поднимает руку.
Мальчики, как по команде, опускают руки и склоняют головы. Пул читает краткую молитву. Когда слово «аминь» слетает с его губ, мальчики молча и старательно принимаются за обед.
Я сажусь и начинаю накладывать себе еду. Байрон уже наполнил свою тарелку и подначивает Бэзила, который всегда читает молитвы перед тем, как начать есть. Это смелый поступок.
– Кому ты молишься, Бэз?
– Мать учила меня всегда молиться Святым, – отвечает он.
Остальные хохочут с набитыми ртами, но Бэзил лишь пожимает плечами и откусывает кусок хлеба, вымоченный в подливе.
Байрон поднимает голову и подмигивает мне, жир стекает у него с губ.
– Что? Сразу всем? Их же тысячи.
– Нет, – говорит Бэзил. – Только самым важным.
Тихоня Терренс заглатывает наживку.
– И что это за святые?
Бэзил широко улыбается. Мне радостно видеть его улыбку.
– Английские, конечно же!
Близнецы заливаются смехом, а с ними и Байрон, что для него редкость.
Я игриво улыбаюсь и подчищаю тарелку.
* * *
Спустя несколько минут Саймон возвращается в обеденный зал и садится за свой стол. Я оборачиваюсь и вижу, как он печально смотрит на пустые подносы и полные тарелки других ребят. Никто из них не взглянет на него. Никто не произносит ни слова.
Я возвращаюсь к еде. Голод, как зверь в животе, царапает меня изнутри, кусает и жует мои внутренности, пока я не дам ему, чего он хочет. Он будет мучить меня, пока я не утолю его. К моему стыду, когда я голоден, все мое сострадание утекает, как вода из разбитой чашки.