Он сделает все, что прикажет Пул. Без вопросов, без жалоб.
На улице холодно, небо синевато-серое. Он идет по твердой неподатливой земле к заросшему сорной травой участку между амбаром и узкой грунтовой дорогой, ведущей на восток. Джонсон прекрасно понимает, что местоположение имеет стратегическое значение – Пул хотел, чтобы яма была хорошо видна из окон общей спальни. Напоминание о том, что произойдет, если нарушить дисциплину.
– Пожалуйста…
Мольбы мальчика действуют ему на нервы. Он поднимает ребенка выше, крепче сжимает худенькое тельце, которое не перестает барахтаться у него в руках.
– Ох…
Не смей плакать, щенок, или узнаешь вкус настоящей боли.
– Брат Джонсон, не делайте этого. Сейчас очень холодно, брат Джонсон. Очень холодно! Я там умру. Пожалуйста. Я умру!
В нескольких футах впереди в землю врыт широкий деревянный настил. В настил встроен подъемный люк, его отверстие достаточно велико для взрослого человека. Рядом с ним в траве лежит веревка, свернувшаяся, как змея. Сам настил сколочен из массивных дубовых досок. К люку приделана ручка из грубого железа.
Именно Джонсон почти десять лет назад подсказал Пулу эту идею, хотя и непреднамеренно. В тюрьме, из которой его вытащили, применяли похожее наказание – в виде одиночного заключения. Только вместо камеры заключенного выводили на улицу.
И хоронили.
Джонсона наказали таким образом только однажды, и одного раза было достаточно. Он лежал в сосновом ящике, закопанный на глубине трех футов, заколоченный гвоздями, и молил о пощаде. Охранники смеялись, забрасывая импровизированный гроб землей. Шутили, что у них плохая память, надеялись, что они «вспомнят, где тебя закопали» и что «воздуха еще хватит до их возвращения».
В гробу Джонсон чувствовал себя хуже некуда. Властная мать вселила в него неистребимый страх замкнутого пространства. Когда крышку гроба заколотили, его охватила жуткая, всепоглощающая паника, испепеляющий ужас разрывал его изнутри, словно лев, вырвавшийся из клетки.
Когда Джонсон рассказал Пулу об этой форме пыток, применяемой к непослушным заключенным, старый священник предложил аналогичное – хотя психологически и не столь травмирующее – наказание для детей.
За пару недель Джонсон вместе с несколькими мальчиками постарше, жившими в то время в приюте, вырыл в земле траншею размером с две могилы. Получилась яма глубиной восемь футов, длиной шесть футов и шириной четыре фута. Чтобы стены не обрушились, они как следует утрамбовали землю, стерев руки до крови. Джонсон собственноручно сколотил настил над ямой. Доски так прочно вросли в землю, что для того, чтобы их убрать, пришлось бы разрубать их топором.