Наша семья, как считает папа, относится к среднему классу. Однако, мама с ним не согласна. Говорит, единственный средний класс в нашей семье это – тут обычно бросает взгляд в мою сторону – троечник 5-го А. Папа горячится, мол, живем как все, вернее как большинство семей в стране. Всё нужное есть, а чего нет, без того и обойтись можно. Это он намекает на посудомоечную машину, которой мама бредит последние полгода. На маму его аргументы не действуют в лучшем случае, в худшем – действуют как красная тряпка на быка. В такие моменты папу становится жалко. Понимаешь, зря он пошёл по зыбкой почве. Ох, зря! Маме без труда удается выпалить перечень всех вещей, без которых наша семья могла бы не обходиться, если бы кое-кто меньше закладывал за воротник и больше работал. Признаться честно, здесь я не совсем понимаю, что значит «закладывать за воротник», но думаю, мама имеет в виду какую-то не очень хорошую привычку папы. Поскольку таких много, то точно не скажу. Заканчивается тем, что папа хлопает дверью, чтобы вернуться поздно ночью в сомнительно весёлом настроении.
Я не обращаю внимание на стычки родителей. И продолжаю любить. Наверное, это и есть «терпимость». Слово, которое любит повторять наш учитель литературы. Цитирую: «Мы должны научиться толерантности. Нам не хватает терпимости». Ну не знаю, не знаю… Спорный, конечно, вопрос. По моему мнению, единственно чего не хватает нашему классу так это нормального учителя литературы. Знаете ли, сложно понимать человека, когда тот говорит вроде как по-русски, но бог знает о чём. И самое примечательное, что у меня появилась привычка выражаться на его манер: длинно, витиевато, возвышенно. Иногда сам себе удивляюсь. Но не будем об этом.
Повторюсь, родителей я люблю. Ещё люблю нашего кривоногого пса Чука. Хотя его вот вообще любить не за что. Пользы никакой, зато убытков хоть отбавляй. Чук попал к нам в семью случайно. Мамина мама, моя бабушка, подобрала его на улице, когда тот был щенком. Ну и сразу к нам. А мы что? А мы растерялись. Никто не думал заводить собаку. Даже речи не было. А тут такое. Папа, помню, психанул. Куда, говорит, нам его девать? Сами ютимся в хрущевке. А ну как вырастет из него двухметровый охламон, что тогда? Бабушка рассмеялась. Он же не чернобыльский мутант, говорит. А Глебу друг нужен. Я само собой закивал: нужен, нужен. И вцепился в щенка мёртвой хваткой. Папа вздохнул: делайте, что хотите. Так мы и сделали. Оставили щенка у себя. Из него вырос вполне здоровый пёс. Не двухметровый конечно, но на задних лапах с папин рост – метр восемьдесят. Папа всякий раз припоминает бабушке этот случай. Мол, удружили так удружили. Бабушка, её, забыл сказать, зовут Зина, только пожимает плечами.