Свезло и в прямом, и в переносном смысле. Первое, потому что перестройка была уже в ходу, но границы ещё не были полностью открыты для туристических вояжей. Так что КЗК была желанным служебным удовольствием. Ну а не свезло потому, что все три месяца практически приходилось «бдить» внутри периметра, лишь пару раз в неделю выпадала удача выезда в город – прикрывать спины хозяйственников во время закупок продовольствия, в прачечных, автосервисах и прочая. Почти за счастье считался выезд, если кого-то из соотечественников надо было встретить или проводить в аэропорту. Вот уж где можно было поглазеть, вырвавшись из строгого мужского коллектива, на чужую жизнь и женщин в ожидании авиарейса.
Однажды, в составе двух машин сопровождения стояли на парковке перед аэровокзалом. Заговорили ни с того ни с сего с водителями о финиках, им как раз был сезон. О сортах, вкусовых достоинствах, какие лучше брать – на веточке или россыпью…
– Ну всё, пацаны, на обратном пути тормознём у лавки, куплю и нажрусь, так разохотили…
– Хорошо, что не о бабах говорили, – прокомментировал кто-то.
Наконец, три месяца круглосуточной работы без выходных позади. Поставлены в командировочных удостоверениях штампы «Убыл», получен расчёт в твёрдой валюте, истрачены на подарки ненужные теперь алжирские динары. И вот уж удача, так удача. Летим через туристический Тунис, где, как в Багдаде, всё спокойно, стыковочного рейса ждать полтора суток, и можно будет глотнуть воздуха свободы и погулять без пистолета подмышкой.
Встретивший нас офицер посольства в Тунисе порадовал программой: размещаемся в приличном отеле «всё включено», затем обед и поездка на экскурсию в Карфаген, вечер – на разграбление города, с утра выезд на пляжный отдых, в 17 на самолёт и домой. Ура, товарищи!
«Карфаген должен быть разрушен!» – настаивал древнеримский сенатор Марк Порций Катон Старший. Так оно в конце концов и случилось в историческом далеке. Но кое-что для туристов всё же осталось. Пока наши фотолюбители после осмотра руин искали нужные ракурсы, я прохаживался по сувенирным рядам. На автомате заметил, что меня «пасут». Пожилой араб, «без особых примет», улучил момент, притёрся поближе, тронул за локоть, жестом поманил в кусты. «Инглиси?», – вопросил в укромном месте. Я тогда ещё вполне прилично владел разговорным английским, не стал обманывать его ожиданий, подтвердил: «Йес, инглиш».