– А давайте пойдём к морю, – сказала Ю-ю.
Кто будет спорить с ребёнком, у которого отняли всё? У меня в голове пробежали все мои скудные географические познания.
– Это не меньше недели в пути, – сказала я. – А с остановками – все две.
Ю-ю фыркнула:
– Нашла чем пугать.
Я посмотрела на Зо.
– Ты как, выдержишь?
Зо ответила не сразу. Постояла с задумчивым видом, точно прислушиваясь к себе, а потом уверенно кивнула.
И я будто увидела нас со стороны: три тощих сухих тела, бредущих по дороге. Хватит ли нам сил? Мне бы хоть немного беспечности Ю-ю… Но отступать было поздно. Я поправила на плечах лямки рюкзака и громко сказала, глядя куда-то вверх:
– Эй, слышишь меня? Мы идём к морю. Это будет долгая дорога. А мы девочки. Ты же поможешь нам, правда?
Ю-ю прыснула в кулак. На лице Зо не промелькнуло ни одной эмоции. Мы в последний раз окинули взглядом дом, в котором провели зиму, и тронулись в путь.
На пустыре, который когда-то был площадью, мы увидели ржавую покосившуюся стелу. «Мир» – было начертано на ней на разных языках. «Мир разрушен, – подумала я, – уцелело только слово».
Когда указатель с названием нашего городка остался позади, никто из нас не обернулся.
Насчёт двух недель я, конечно, погорячилась. То расстояние, которое обычный путник преодолел бы за час, мы преодолевали гораздо дольше. Три человека, которым падать в голодный обморок проще, чем ходить, – не самые лучшие пилигримы.
Я шла, стараясь не показывать своей усталости: в конце концов, это была моя идея – попытаться найти других людей. С Ю-ю детское воодушевление слетело уже к вечеру первого дня. Она не капризничала, не ныла, но по её насупленным бровкам я видела, что она не ожидала, что дорога окажется для неё трудной. Зато Зо упрямо брела даже тогда, когда мы с Ю-ю готовы были упасть без сил. В ней будто работал какой-то скрытый заводной механизм. Она и шла с марионеточным застывшим лицом. «Зо, остановись! – кричала ей в спину отставшая Ю-ю. – Я больше не могу!» И та останавливалась, и оборачивалась, обращая на нас свои пустые глаза, точно упрекая за остановку.
Мы шли вдоль навсегда замолчавших железнодорожных путей и по опустевшим трассам. Мы не встретили ни одной живой души. Ни зверя, ни человека. Три зимы назад мы бы ещё побоялись нарваться на «чужого», но теперь разве есть «свои» и «чужие»?