Ожидание смерти погрузило дом и его обитателей в уныние и тоску. Никто не разговаривал друг с другом, все делали свою работу, прислушиваясь к кашлю мистера Даррелла. Если он издавал хоть какой-то звук, значит, еще жив, и мы в безопасности. Через месяц мучительной агонии мистер Даррелл скончался, и весь дом погрузился в траур, ведь он был добрым и
справедливым хозяином, который не обижал своих слуг. Однако их пугала не столько смерть, сколько столкновение с неизбежностью – новым прогрессивным молодым хозяином.
Смерть мистера Джеймса Даррелла стала первым настоящим ударом по моему детскому миру. Помню, как в тот день дом погрузился в гнетущую тишину, нарушаемую лишь приглушёнными рыданиями Маргарет и ее сестер. Мне тогда казалось, что даже стены дома, пропитанные теплом его доброты, начали трескаться и осыпаться. Мама тоже была подавлена, но старалась держаться ради меня. Мы стояли у входа в дом, пока выносили тело. Маргарет крепко держалась за мамину руку, по ее щекам текли слезы, и я впервые осознал, что боль может быть такой сильной, даже если человек молчит. Это зрелище навсегда осталось в моей памяти: лицо мистера Джеймса – такое спокойное, будто он просто спал, и Маргарет, прижавшаяся к маме, как испуганный ребенок.
Похороны были скромные, поскольку мистер Джеймс считал, что умершему все равно, насколько роскошный бант у него красуется на гробу. Маргарет разрешила слугам попрощаться с хозяином после того, как все гости, включая ее сестер, покинут имение. Честь произнести прощальные слова досталась маме, поскольку она была самой грамотной из слуг и легко могла облачить свои мысли в высокопарные слова.
В этот день меня позвала Маргарет и вручила памятный подарок – запонки из белого золота с большим зеленым рубином по центру и письмо, которое просил передать мне мистер Даррелл. Конечно, я узнал эти запонки, но меня больше волновало, что написано в письме. Я побежал к себе в комнату, прижимая так сильно полученные подарки, что у меня несколько минут на груди оставались следы этих запонок. Закрыв накрепко дверь в комнату, укутавшись в теплое одеяло, я раскрыл письмо и приступил к чтению. Аккуратный и каллиграфический почерк мистера Даррелла растрогал мое сердце так, что слезы мешали читать письмо.
«Дорогой Бомани, ты вырос на моих глазах и стал сильным и добрым мальчиком. Я хочу, чтобы ты не забывал, трудности в жизни будут всегда, каждый будет пытаться сломить тебя, однако они могут повредить лишь твою физическую оболочку, но не твою волю.