Черный Кукольник. Новогодняя сказка - страница 2

Шрифт
Интервал


Впрочем, несмотря ни на что, Макс был славным парнем, который никогда не терял бодрости духа. Большую часть времени он был предоставлен сам себе, и эта свобода, дарованная тринадцатилетнему мальчишке, конечно же, манила и привлекала. Мне нравилось дружить с Максом – как нравится всем мальчишкам в моем возрасте проводить время с теми, кто отличался смелостью, дерзостью и капелькой безрассудства. Макс обладал всеми этими качествами, чего не сказать о моем куда более спокойном и рассудительном характере.

Но вернемся к тому, что происходило в клубе затерянного на севере поселка вечером тридцать первого декабря.

Мы с Максом заняли свои места в битком набитом зале, волнительно ожидая начала представления. Из разговоров публики стало ясно, что Черный Кукольник, скорее всего, жертвовал весь свой гонорар детским приютам и домам престарелых. Люди вокруг меня шептались, обсуждая его благородные поступки. Один мужчина, сидевший рядом, рассказывал, что слышал от своего знакомого, работающего в одном из таких учреждений, что маг действительно передавал значительные суммы денег на нужды детей и стариков.

Я прислушивался к этим разговорам с удивлением и восхищением. Оказалось, что Черный Кукольник вел весьма скромный образ жизни. Он не тратил деньги на роскошь, хотя раньше, как говорили, славился страстью к дорогим вещам и шикарным вечеринкам. Одна женщина, сидевшая неподалеку, вспоминала: ее подруга, уехавшая из поселка, видела Кукольника на светском мероприятии в столице, где он был окружен богатыми и знаменитыми людьми. Но теперь, казалось, он полностью изменился.

Эти разговоры добавляли еще больше загадочности и уважения Черному Кукольнику. Я смотрел на сцену, где вскоре должно было начаться представление, и думал о том, каким человеком он окажется. В зале царила атмосфера ожидания и легкого волнения. Люди продолжали обсуждать мага, его прошлое и настоящее, делясь догадками и слухами.

Когда занавес наконец поднялся, и на сцене появился сам Черный Кукольник, я уже смотрел на него не просто как на артиста, а как на человека с большой душой и добрым сердцем. Его скромный вид и непритязательный выбор одежды теперь казались мне не недостатком, а признаком истинного благородства.

Ничем особым он, по правде говоря, не выделялся: невысокий мужчина лет пятидесяти, а может чуть старше, невзрачный и щуплый на вид, одетый в затертый фрак и мятый цилиндр на голове. Вид чародея скорее был нелепым, чем загадочным или вызывавшим хоть какое-то изумление.