Интересно, а как у них устроены жилища? Где, вообще, живет Рари и почему он периодически пропадает на довольно длинные сроки? Отчего Гики никогда не было интересно это? Они же приятели? Приятели знают все друг о друге, разве нет?
«Хотя, – мелькнуло в голове у садовника, – я всего лишь работник, и дружба наша – скорее, исключение из правил, как и моё положение в оранжерее.… Может одно стало причиной другого?.. Откуда вообще берутся все эти мысли?»
– Прости, Рари, я не хотел обидеть тебя….
Плацерий в ответ лишь повёл плечами, затем, как он часто делал в последнее время, пробурчал себе под нос что-то неопределенное и вернулся к работе над установкой, полностью поглощенный своими свинцовыми думами.
Что происходит с ним, подумалось садовнику. Почему он такой, а я… – ну, а я, как бы.… Кажется, что я совсем другой?
– Рари, а можно я задам тебе один вопрос? – вдруг услышал свой голос Гики.
– Ну? – не отвлекаясь от дела, спросил плацерий. – Я весь внимание.
Садовник силился собраться с мыслями. Всё вокруг такое…тесное…
– Я живу вот уже почти десять тысяч периодов….
Плацерий вдруг замер в неподвижности, оставив руки на разбрызгивателе, и медленно, почти по слогам, проговорил:
– Продол-жай…
– Ну…, это очень сложно объяснить…, – Гики изо всех сил старался подбирать наиболее подходящие слова, но мысль уже начала ускользать от него, таять, так и не оформившись в стройное предложение. Кажется, его отвлекла сама идея о подходящих словах.
Что это было?
– Тем не менее? – теперь с некоторым нажимом в голосе спросил плацерий.
Он смотрел на садовника, и Гики почудилось даже, будто Рари может каким-то мистическим образом, одному Слову известным, заглянуть ему прямо в душу – в самые сокровенные уголки его сознания. Он буквально ощутил себя голым и абсолютно беззащитным. Мелкая дрожь прокатилась по всему телу, от чего стало сильно не по себе – как будто он снова ребенок, и Наставник опять требует с него заученных наизусть простейших истин.
– Очень важно, чтобы ты сказал мне то, что хотел, – лишь подтверждая появившееся в Гики ощущение наготы, сказал Рари. – Вспомни, подумай. Напряги голову, приятель.
– Нет, ничего…, – почти шепотом ответил садовник. Губы его вдруг пересохли и накрепко слиплись, из глубины накатило непонятное волнение, своим привкусом напоминавшее жгучее чувство обиды.