В доме на берегу - страница 48

Шрифт
Интервал
Темным тающим снегом одетый.
Стон деревьев, костелов, дворов, синагог
Заплетается слезной струной в кровоток,
Оттесняя гекзаметры моря,
И придушенный плач неумолчной струны
Вьется даже сквозь яростный грохот волны,
В резонанс попадая и вторя.
Слышишь? Горькая нота звучит в забытьи.
Мой венок опускаю на воды твои —
Омывается память, струится,
И несет ее тихая эта вода
В те широты, где я не жила никогда,
Где рассохшийся крест и каплица.

Собор Парижской Богоматери

Действительно ли это сон?
Колоколов бездонный стон
С гримасой слушают химеры – и
Сквозными ранами цветет Собор,
слепой восставив свод
Над медно-золотыми скверами.
Листвою осень тяжела,
Родильный стон колокола
Вольют в раденье погребальное.
Потрескавшихся витражей
Бессонный взгляд – настороже
Глаза всепомнящей развалины.
Действительно ли это явь —
Листвы и гари бурый сплав,
Средневековых улиц трещины
С домами, вросшими в века,
Ветвится венами река,
Ветвится время снами вещими?
Размыла осень, как ручей,
Границы мыслей и вещей,
Играя памятью и смыслами,
Сплетя что можно и нельзя,
И ты плывешь, легко скользя
По ответвлениям бесчисленным.
Похоже, все-таки ты спишь,
И вправду – что тебе Париж,
Его кофейные извилины,
Под дымкой силуэты крыш,
Таинственность замшелых ниш
И вздохи Сены обессиленной?
Но это явь, а разве нет?
Плывешь сквозь морок на просвет
Воображения в фарватере
Речных зеленоватых вод,
И тихим призраком встает
Собор Парижской Богоматери.
Швыряет листья постмодерн
В провалы тлеющих каверн,
На эшафоте ведь не плачется.
Скрипят и мелют жернова —
А Эсмеральда все жива,
Еще жива в руках палаческих.

Цвет бирюзы

Цвет бирюзы расплавленной слепил нам глаза до рези
И слез, и прорисовалось то, что превосходило
Всякое «сбудется». Прыгнув, сверкнула юбками Фрези,
Отговорить не успели, не удержали силой.
То тая в кружеве пены, то взлетая, как балерина,
Совсем исчезла на миг – опять вдали показалась,
И на бегу вздувалась батистовая пелерина,
Не хуже, чем на грот-мачте вскипает под ветром парус.
Но облака, сбежавшись, проем укрывали ватой,
И заглянуть в Иное у нас больше не было шанса:
Шкипер курил свою трубку и сплевывал виновато,
И, зашивая разрыв, кололо пальцы пространство.
Остров дымчатых сумерек, алмазной ясности реки,
Море промыло пещеры в красных прибрежных скалах,
Плющ стекает с деревьев… Сомкнулись края прорехи:
На горизонте нет острова – словно и не бывало.
Следующая страница