– Воды, – прошептал он. – Воды .
Я протянул ему стакан; он сделал глоток и открыл глаза. Уставший взгляд, тяжёлые веки – похоже, он долго шёл, но устал не физически. Его, как будто, терзало что-то изнутри. Я знаю эти ощущения – такие же были у меня во времена депрессии, когда я много работал, чтобы прокормить себя, и не мог уделить даже минимальное время отдыху. Мысли роились в моей голове, жужжание их слышно было всегда – перед сном и после пробуждения.
– Как тебя зовут? – спросил я. – И откуда пришёл?
Может, там есть и другие; узнать бы хоть что-то о мире за пределами этих мест.
– Отец звал меня Зорян, – сказал он. – Ты тоже можешь так меня звать, кхм, хоть какая-то память о доме будет.
8. Я его прекрасно понимаю: все мы потеряли дом и хотели бы вернуться в то время, полное трудностей, но тихое и безмятежное, когда родные были живы. Хотя, конечно, мои меня никогда не понимали. Я был им словно не родным; их помощь была похожа на обязанность, но не на чистое намерение от сердца. Я всегда хотел обрести настоящую семью, где могли бы выслушать и понять, где бы научили состраданию и никогда не осуждали. Где любовь была бы сильнее мирских благ, а душа не была бы пустым звуком.
9. – Пришёл я с востока. Там пустыня, людей совсем нет – только грешники, которым одна участь: вечные муки, слёзы и скрежет зубов, – промолвил он неторопливо, взглянул на меня и продолжил. – А ты кто, кто мой спаситель? Кто так добр к незнакомому в такое тяжёлое и тёмное время?
– Меня зовут Илья, – сказал я с грустью.
Грусть сковала моё сердце. Неужели никого не осталось и все мертвы, а грешники эти – подвергшиеся болезням и мутациям люди, у которых последние отблески разума рассеялись на войне? Как же больно на сердце, что так сложилась история человечества. Возможно, так моё радио никто и не услышит. Тогда зачем всё это – опять мимо? Как всегда. Отец, почему ты покинул меня?
10. Отперев замок, я дал полную волю действиям своему гостю. Теперь уже не важно – всё тщетно. Мои попытки что-то сделать никто не оценит; лучше бы я не спасал его: иллюзии слаще горькой правды. Теперь не важно, украдёт он что-либо или убьёт меня – это всяко лучше этой боли в груди.
11. – Вижу, ты опечален, – спросил меня Зорян, выйдя из дома на улицу. – Я сказал что-то не так?
– Нет, ты не виноват, это всё я. Мой призрачный замок опять рушится на моих глазах. В чём смысл жизни, если всё, что бы ты ни сделал, было напрасно?– сквозь комок в горле выдавил я эти слова. – Я спас тебя, но ты бы не стал жить, если бы не имел смысла.