Это был молодой человек лет двадцати с лишним, серьёзный в манере держать себя и преданный своей работе. Также он был довольно умён, но не столь умён, насколько себя полагал, как частенько доводилось отметить Страффорду не без определённой доли сочувствия. Когда ему говорили что-то, чего Дженкинс не понимал, он умолкал и настороженно замирал, как лисица, чующая приближающихся охотников. Он не пользовался популярностью в органах, и этого хватало, чтобы понравиться Страффорду. Оба были белыми воронами в коллективе, и если инспектора это не тяготило, или, по крайней мере, тяготило не столь сильно, то Дженкинс не переносил одиночества.
Когда люди – это их отчего-то забавляло – поддразнивали Дженкинса тем, что ему-де нужно завести подругу, он хмурился, а его лоб наливался краской. Положение усугубляло ещё и то, что его звали Амброз – уже ничего хорошего, но не так плохо, как то, что все, кроме него самого, знали его как Амби. Трудно казаться влиятельным человеком, грустно признал Страффорд, когда твой череп плоский, как перевёрнутая тарелка, а тебя самого зовут Амби Дженкинс.
Он приехал на патрульной машине, которая развернулась на подъездной дорожке и укатила как раз в тот момент, когда в чёрном фургоне прибыла группа судмедэкспертизы из трёх человек. Они поприветствовали его и вчетвером поднялись по ступенькам, выдыхая клубы пара.
Страффорд и Дженкинс поприветствовали друг друга. Ранее им уже доводилось работать вместе. Страффорду нравился молодой человек, но в ответ на свою симпатию он получал лишь долю сдержанного уважения. Он предполагал, что сержант имеет на него зуб из-за его религиозной принадлежности – впрочем, как и бо́льшая часть работников полиции. Офицер Гарды протестантского вероисповедания – это даже звучало как-то неправильно.
В состав бригады судмедэкспертизы входили фотограф Хендрикс, коренастый молодой человек в очках в роговой оправе, Уиллоуби, эксперт по отпечаткам пальцев и записной пьяница, а также их начальник, заядлый курильщик Гарри Холл.
С этими тремя Страффорду тоже доводилось ранее пересекаться по работе. Он дал им прозвище «Три балбеса»[3].
Они стояли в коридоре, выложенном плиткой, отряхивали снег с ботинок и отогревали руки. Гарри Холл с прилипшим к нижней губе окурком, из которого на целый дюйм торчала изогнутая головка пепла, окинул взглядом рога и почерневшие портреты на стенах и рассмеялся хриплым смехом курильщика.