– Я не доверяю ему. Он выкинет тебя, как старый башмак, когда ты станешь ему не нужен.
Биаджо рассмеялся:
– Ты сердишься, потому что он никогда не пытался ухаживать за тобой? А ты еще хороша и должна нравиться мужчинам.
Монна Франческа поджала губы:
– Просто он знает: порядочная женщина даст ему достойный отпор. Ты всегда защищаешь его. Конечно, он ведь смешит тебя, рассказывает разные непристойные истории. Ты такой же, как он.
– Но признай, никто лучше Макиавелли эти истории не рассказывает.
– И поэтому ты считаешь его таким удивительно умным?
Биаджо вновь рассмеялся:
– Конечно, нет. Он успешно провел переговоры с Францией, а его донесениями восхищались все. Даже те члены Синьории, кто не слишком благоволит к нему.
Монна Франческа сердито повела плечами.
Все это время Пьеро, как и подобает благовоспитанному молодому человеку, молчал, скромно потупив взор. Он без энтузиазма воспринял желание матери и дяди устроить его на государственную службу и с радостью ухватился за возможность отправиться в путешествие. Как он и предполагал, житейская мудрость дяди восторжествовала над нерешительностью матери. И на следующее утро в сопровождении Биаджо Пьеро подъехал к дому Макиавелли.
Лошади уже стояли у крыльца: одна – для Макиавелли, две – для его слуг. Пьеро спрыгнул с мула и, отдав поводья слуге, вслед за дядей прошел в дом. Макиавелли ждал их, нетерпеливо расхаживая по комнате.
– Не будем терять время, – сказал он, коротко поздоровавшись с вошедшими. – В путь.
По щекам Мариетты катились слезы. Особой красотой она не отличалась. Правда, Макиавелли женился на ней не из-за ее красоты. Мариетта была из почтенной состоятельной семьи и принесла ему солидное приданое, да и на холостяков его возраста смотрели косо.
– Не плачь, дорогая, – успокаивал ее Макиавелли. – Ты же знаешь, я скоро вернусь.
– Тебе нельзя ехать, – всхлипнула Мариетта и, обращаясь к Биаджо, добавила: – Он не готов к такому длительному путешествию: плохо себя чувствует.
– Что с тобой, Никколо? – спросил Биаджо.
– Старая болячка. Опять что-то с желудком. Но тут уж ничем не поможешь. – Он обнял Мариетту: – До свидания, моя радость.
– Ты будешь мне писать?
– Обязательно, – улыбнулся Макиавелли.
При улыбке с его лица исчезало обычное сардоническое выражение и оно становилось даже привлекательным. Макиавелли поцеловал жену, погладил по щеке.