– Это в рабочее время, а сейчас я читаю стихи современных поэтов, подумываю запустить проект в этом направлении, что-то вроде Пушкинского «Современника».
– Кто ты и что ты сделала с Викторией?
– Не бойся, тут исключительно коммерческий интерес.
– А вот и Виктория, которую мы все знаем и любим.
Вот прочти это, Сабрина протянула мне ноутбук.
– Ну как тебе?
– Погоди, я не дочитал.
– Там всего три строфы!
– У меня техника чтения как у первоклассника с прогрессирующей умственной отсталостью, прогрессирующей пугающими темпами.
– Ты сейчас серьезно?
– Более чем, моя первая учительница, считала, что я непроходимый дебил.
– С ней сложно не согласиться.
– Позже мне поставили диагноз дислексия.
Виктория уткнулась в экран телефона. Видимо в поиске разъяснений малознакомого термина. Поднявшись со своего ложе и поднеся свой модный аппарат к окну, в надежде поймать последние отголоски, интернет сети, Сабрина простояла неподвижно около минуты, затем плюхнулась на полку и начала читать вслух:
– Исторически сложилось, что в большинстве европейских стран в понятие «дислексия» включают все проблемы, связанные с письменной речью:
проблемы с овладением навыком чтения;
проблемы с овладением навыком письма;
проблемы с грамотностью;
проблемы с овладением арифметикой;
проблемы, связанные с нарушением моторики и координации;
проблемы с поддержанием внимания.
Нужное подчеркнуть. – С издевательской улыбкой сказала Вика, впившись в меня своими бездонными, голубыми глазами.
– Все кроме четвертого и пятого.
– Восемь умножить на девять.
– Кроме пятого – спустя позорно длинную паузу ответил я.
– Господи, как ты такой дефективный школу то закончил? Я уже не говорю про универ.
– Я рос смышленым пареньком, ну и боже храни текстовые редакторы.
– То есть, ты толком ни читать, ни писать, но при этом выбрал профессию журналиста?
– Что тут скажешь, легкие пути не для меня.
– Ну что, ты справился с этим огромным фолиантом?
Я прочел стихотворение:
Прощай мой старый друг, прощай,
Увы, но расставанья неизбежны,
Кому дорога в ад, кому-то в рай,
Бирка на палец, черные одежды.
Крепкий дубовый ящик и гранит,
Родных и близких горькие рыдания,
В тысячный раз почтенный пастырь повторит,
Отрывок из священного писания.
О ком то память сохранят века,
А чья-то участь – вечное забвение,
Тебя же вспомнит каждая строка,