Наконец президент жестом предложил войти в автобус последнему из своей свиты, но Джон Моррисон отказался, сделав в ответ такой же приглашающий жест. Президент улыбнулся и поднялся по ступеням. Моррисона, этого крупного жизнерадостного человека, пригласили в поездку не как специалиста по энергетике. Энергетика, конечно, волновала его, но не до такой степени, чтобы не спать из-за нее по ночам. Он находился здесь отчасти как гид, а отчасти потому, что чувствовал себя обязанным принять приглашение президента. Хотя президент был официальным хозяином для своих гостей, но это были владения Моррисона и именно Моррисон царил и господствовал здесь. Он был мэром Сан-Франциско.
Из замыкающего автоколонну автобуса, находившегося в пятидесяти метрах позади, Брэнсон увидел, как дверь президентского автобуса закрылась. Он щелкнул переключателем:
– «Пи-два»?
– Да? – отозвался Джонсон.
– Мы начинаем движение.
– Вас понял.
Автоколонна тронулась в путь. Впереди двигались патрульная машина и два мотоцикла, за которыми следовали три автобуса, вторая полицейская машина и еще два мотоциклиста. Нынешний маршрут не включал в себя осмотр города – он состоялся вчера, после того как президентский самолет приземлился в международном аэропорту Сан-Франциско. Нынешняя поездка была сугубо деловой. От отеля кортеж направился вдоль побережья к Ван-Несс, проехал по Ломбард-стрит, свернул направо к Ричардсон-авеню и далее в Пресидио. Начиная с этого момента дорогу перекрыли для всего остального транспорта. Президент и его гости проехали по виадуку, потом автоколонна свернула вправо и двинулась на север, пока не вынуждена была остановиться посредине моста Золотые Ворота.
Мост Золотые Ворота – несомненно, одно из инженерных чудес света. Для жителей Сан-Франциско это, естественно, самое чудесное из инженерных чудес света, и действительно, среди мостов нет равного ему по эффектности и изяществу. Глядя, как две огромные кирпично-красные башни – или оранжевые, или охряные, в зависимости от освещения, – выступают из плотного тумана, так часто наплывающего со стороны Тихого океана, испытываешь необыкновенное ощущение нереальности происходящего. А когда туман полностью рассеивается, это ощущение сменяется недоверием и преклонением перед гением человека, который не только имел смелость представить себе эту эпическую поэму механического величия, но и обладал техническими познаниями, чтобы воплотить ее в жизнь. И хотя глаза представляют неопровержимые доказательства существования этого чуда, мозг отказывается принять их на веру.