Девочка подчинилась, с окаменевшим лицом сунув палец в рану Гвоздаря и приложив затем к его лбу.
– Хорошо. – Пима наклонилась. – И мне.
Закончив, они спустились к черной воде, смыли кровь с рук и полезли обратно в кусты. Вокруг шумело море; оставшись в глухой ночи только втроем, они медленно взбирались к свету своего костра. Рука Гвоздаря совсем ослабла, плечо горело, лезть было трудно. Счастливица карабкалась впереди, громко трещала ветками, тяжело дышала, обрывала остатки одежды – такое ей явно было непривычно. Гвоздарь разглядывал ее стройные ноги и приятную округлость под юбкой.
Пима шлепнула его:
– Что? Ты ее ножом резал, думаешь, сможешь с ней замутить?
Гвоздарь ухмыльнулся и передернул плечами:
– Она очень красивая.
– Холеная, – согласилась Пима и спросила тише: – Что думаешь? Она правда надежный товарищ?
Гвоздарь остановился, осторожно разминая плечо и чувствуя, как ноют все швы.
– Ну, для Ленивки команда оказалась не дороже куска ржавчины. Команда – это просто люди, батрачащие на одном судне. – Он пожал плечами и снова вздрогнул от боли. – Но попытаться-то стоило.
– Ты правда хочешь выбраться отсюда?
Гвоздарь кивнул:
– Ага. Это же умный поступок? По-настоящему умный. Здесь нас ничего не ждет. Надо валить, иначе сдохнем, как и все остальные. Даже Лаки Страйк многое потерял из-за шторма. Бапи был боссом команды, ну и что? Он тоже помер.
– Лаки Страйк живет куда лучше нас.
– Ну да. Как свинья, которую забрали из хлева, чтобы зарезать к ужину. А мы так и сидим в хлеву. Ждем смерти.
Гвоздаря разбудило светившее в лицо солнце, и он с удовольствием понял, что есть еще пара часов, прежде чем вода отступит достаточно и можно будет добраться до берега. В любой другой день он уже бы работал, уже полез бы в воздуховод, вымазав лоб светящейся краской на удачу, уже вдыхал бы пыль и мышиный помет и обливался потом в темноте.
Светило солнце. Листья папоротников и низкорослых кипарисов шелестели, рождая узор света и тени. В его мысли вторглись голоса.
– Нет, не все чертово дерево сразу. Клади понемногу.
Голос Пимы. Счастливица ответила, но Гвоздарь не разобрал. Разве что понял: приказы Пимы ее мало интересуют.
Он сел и задохнулся от боли. Плечо горело, как будто обожженное кислотой. Вчера он слишком много трудился. Перенапрягся, вытаскивая добычу и Счастливицу. Опять не повезло. Он осторожно пошевелил рукой, пытаясь расслабиться. Боль никуда не делась.