– Прекрати болтать о наградах, Счастливица, – покачала головой Пима. – Этих разговоров и так было слишком много.
– Ага. – Гвоздарь посмотрел на Синеглазую, которая точила другое мачете. – Предлагаю завязывать с враньем.
Нита мрачно посмотрела на него:
– Вы бы мне горло перерезали, если бы не планировали получить за меня денег.
Гвоздарь ухмыльнулся:
– Ну, правды мы так и не узнаем. Но теперь ты с нами, и ты ни черта ни стоишь.
Он замолчал. Пима посмотрела на него.
– До Орлеана очень далеко, – заметила она. – Аллигаторы, пантеры, питоны. Куча способов подохнуть.
– Но ведь не обязательно идти пешком, – задумчиво сказал Гвоздарь.
– А по морю никак. Твой старик сразу заметит, что лодка пропала, и отправится в погоню.
– А я не про лодку.
– Кровь и ржавь! – удивилась Пима, а затем, подумав, тряхнула головой. – Нет, ни за что. Помнишь Рени? А помнишь, что от него осталось? Только ошметки мяса.
– Он пьяный был. А мы нет.
– Все равно глупо. У тебя только что плечо зажило, и ты хочешь снова его напрягать?
– Вы о чем вообще? – спросила Нита.
Гвоздарь не ответил. У них может получиться. В принципе.
– Ты хорошо бегаешь, Счастливица? – спросил он, оглядывая ее с ног до головы. – Кожа у тебя очень нежная, но хоть какие-то мышцы под кожей есть? Бегать умеешь?
– Она слишком слабая, – сказала Пима.
Нита метнула в нее гневный взгляд:
– Я умею бегать. Первое место на стометровке в Сент-Эндрю.
Гвоздарь улыбнулся Пиме.
– Ну, если сам святой Андрей говорит, что она умеет бегать, значит это правда.
Пима покачала головой и вознесла тихую молитву норнам.
– Мажоры бегают по гладеньким дорожкам наперегонки с другими мажорами. Они не бегают, чтобы выжить. Не знают, как это бывает.
– Она говорит, что умеет бегать, – пожал плечами Гвоздарь. – А дальше норнам виднее.
– Хорошо бы, чтобы ты и правда бегала так, как сказала. – Пима посмотрела на девочку. – У нас только один шанс.
Нита и глазом не моргнула.
– Все шансы уже давно кончились. Теперь все в руках норн.
– Что ж, тогда добро пожаловать в наш мир, Счастливица, – улыбнулась Пима. – Добро пожаловать в наш говенный мир.