Эти чувства росли, как корни дерева, врываясь в самые глубины его сущности. Все чаще он задавал себе вопросы, на которые не мог найти ответов. "Почему?" – звучало в его разуме эхом. – "Почему мир настолько жесток? Почему только через кровь и страх можно добиться власти?" Эти вопросы, казалось, были чужды окружающему его миру. Лорд Бальтазар, конечно же, никогда бы не принял подобные размышления. Для него такие мысли были признаком слабости, и слабость он не терпел.
– Не задавай глупых вопросов, – бросил однажды Бальтазар, услышав неосторожное замечание Эндориана. – Мир – это поле битвы. Если ты не готов убивать, значит, ты готов умирать.
Но слова отца не могли заглушить растущую в душе Эндориана неуверенность. Он пытался забыть эти мысли в ярости тренировок, в боевых схватках, где его тело действовало как механизм, отточенный годами. Но каждая победа становилась для него не триумфом, а напоминанием о бессмысленности происходящего.
Ко времени своей юности Эндориан стал одним из самых умелых воинов королевства. Его мощь и холодная решимость вызывали трепет даже у самых опытных рыцарей. Когда Бальтазар посвятил его в рыцари, это было событием, запомнившимся всем. Но его титул был не таким, как у других. Люди называли его Темным Рыцарем. Этот титул был не столько почетным, сколько устрашающим. Имя Эндориана стало символом ужаса, предвестником боли и смерти. Люди шептали его имя с трепетом, будто оно само по себе могло навлечь беду.
Но даже среди всеобщего страха он чувствовал, как беспокойство разрастается в его сердце. Его мысли всё чаще обретали иной оттенок – он начинал понимать, что мир не ограничивается страхом и смертью. За пределами тьмы, в которой он жил, был свет, которого он никогда не знал. Однако тьма, которой была пропитана вся его жизнь, становилась для него невыносимой. Она обволакивала его, словно плащ, от которого невозможно избавиться, и давила на его душу с каждым днём всё сильнее.
Однажды, в одном из походов, жизнь Эндориана изменилась. Это было среди руин древнего храма, давно опустевшего и лишённого какого-либо признака жизни. Там, среди обломков колонн и покосившихся каменных стен, он столкнулся с фигурой, которая выбивалась из привычной ему картины. Это был старый монах. Его худая фигура, закутанная в изношенный плащ, стояла неподвижно, как будто он ожидал встречи. Его лицо, покрытое глубокими морщинами, выражало покой, который Эндориан считал невозможным в этом мире.