«Господи, какой еще художник?»
Мгновенный стыд обжег меня. Я, скорее всего, покраснел, и старательно отводил глаза.
«Почему художник?!»
На кой черт мне вообще надо было ей врать? Но – слово не воробей.
– Художник, – повторила бабулька, и этим совсем меня убила.
– Ага, – сказал я. – Рисую помаленьку.
Я заметил, что руки мои как-то неестественно шевелятся и усилием воли скрестил их на груди. Потом убрал за спину. Начал мять брючины.
Должен заметить, что я действительно довольно неплохо рисовал в детстве. Карандашами, фломастерами, акварельными красками и гуашью, а потом даже замахивался на рисунки углем и картины маслом. Одно время посещал изостудию, занял одно из призовых мест (но не первое) на конкурсе «Что-то там глазами детей». Но насколько на самом деле хорошо может рисовать ребенок? Я забросил это дело со временем, не развился, не пошел этой дорогой и так и не овладел всеми секретами пропорций, перспектив и прочими хитростями. И – клянусь – за секунду до того, как назваться художником, у меня и в мыслях ничего подобного не было.
Старушка, видно, окончательно решила усугубить мой позор.
– Хорошее дело.
На секунду мне показалось, что, все же, в ее понимании это одно из беспутных и никчемных занятий, но она продолжала:
– Наверно, со стороны видно красоту. Наши ничего уже не замечают. Картошка, сено, скотина. Все лето так. А ведь красиво. По-настоящему. Рисуй, конечно, дело хорошее.
Я понимал, что лучшим выходом будет уйти, сесть в машину, развернуться и уехать обратно к шоссе. Ну, может быть, остановиться там, подняться на сопку, да залезть на ту пожарную вышку. Обозреть все сверху, насладиться замечательным видом, и хватит с меня.
Вместо этого я спросил:
– А там дальше что? – указывая за деревню, хотя и видел, что дороги никакой там уже нет.
– А ничо. Усадьба барская была когда-то. И деревня еще одна. Денисово. Помещик был Денисов, его усадьба. Теперь ничего там не осталось. Дорога и та пропала, все лесом поросло.
Она помедлила; вся мировая скорбь послышалась мне в этом молчании.
– А дом Денисова, может, еще и стоит. Хороший был дом, крепкий. С тополиной аллеей, с колодцем. Самойлов в том году говорил, что стоит еще. Говорит, хотел бревна маленько прибрать, да рука не поднялась. Как же.
Она нахмурилась; руки ее, похожие на сухие веточки, на птичьи лапки, перебирали ткань юбки.