– Это их командир. Надо бы его тоже взять с собой. Знать должен немало.
Меня послушались, и, замотав рану, забросили есаула кулем на седло. Я подошел к нему и снял с пальца свой перстень.
Один из карабинеров, обыскав казаков, вернул мне часы. Даже деньги нашлись. И я отвалил солдатам три рубля, выпить за мое здоровье.
Немного позже, когда почищенный, в полном обмундировании с саблей и ташкой, садился в седло своего Алезана, ко мне подъехал давешний вахмистр.
– Ваше благородие, господин полковник просит к нему на два слова.
Колонна карабинеров растянулась по дороге, всадники ехали по три в ряд, в неверном свете факелов на снегу отражались длинные уродливые тени. Командир полка находился на уже известном мне холме в окружении офицеров и ординарцев. Он сидел на чудесном вороном коне, несомненно, чистокровном и стоящим немалых денег. Даже в седле было видно, что всадник высок ростом, и составляет с конем одно целое. Хотя, голова моя немилосердно болела, я не мог позволить себе ударить лицом в грязь, и рысью поднялся на холм, следя за собственной посадкой. Полковник показался мне возрастом немного постарше. У него были суровые черты лица, твердо очерченный рот, карие с прищуром глаза. Остановив Алезана, я вытянулся и, отдав честь, отрапортовал:
– Господин полковник, разрешите представиться! Ротмистр Изломин. Ольшанский гусарский полк. Следовал по поручению подполковника Коробьева в штаб корпуса. Нарвался на казачий отряд и был взят в плен. Благодарю за спасение!
– Вольно, ротмистр, давай без чинов, – у полковника оказался низкий глуховатый голос. – Да ты никак ранен?
– Саблей зацепило немного. Но ехать смогу.
– Славно! Значит, задерживать нас не будешь. Спешу я. Сам видишь, до ночи идем, приказ. Поедешь с нами, корпус я не миную, командир ваш – давний мой знакомец. Да, донесение то не потерял?
– Нет, оно в сапоге. Казаки больше ценности искали.
– Ну, что же, тогда вперед. Держись рядом.
Я козырнул и занял место за ординарцами. Усталость и боль навалились на меня сразу, заставив стиснуть зубы. Вахмистр, ехавший слева, снова протянул фляжку:
– Выпейте, ваше благородие, авось, полегчает, в таком разе, как у вас – первое дело водочки хлебнуть.
Я задержал дыхание и влил в рот несколько капель водки, едва не поперхнувшись, но туман перед глазами рассеялся.