– И не опять, а снова!
Из горла Стасенкова выползают странные звуки и вздохами египетской Клеопатры, уставшей от назойливого внимания поклонников, расползаются по парте. «Молилась ли ты на ночь, Дездемона, – думаю я. – Молилась – не молилась – сегодня пронесет… Во всяком случае, должно.»
– Нет! Ты не понимаешь, Стасенков! Как бы тебе сказать, твои «понты»…
Как грели душу и ласкали слух эти до боли родные сцены. Барс орет, класс шумит, значит, все пока стабильно, а стабильность – это хорошо, это значит: все у нас в порядке. В порядке вещей отсутствие адекватности и воззвания к ней, перекрикивания и гам, недовольство учителей в соседних кабинетах. У Барса никогда не было тихо. Даже на контрольных. Вот что мне нравилось с самого начала.
Однако, гражданин-товарищ-читатель, если вы думаете, будто никто не боялся Николая Васильевича с первого же дня – вы ошибаетесь. После входной контрольной я узнала достаточное количество новых афоризмов и метафор и, глубоко впечатлившись разговорными изысками Барса, пришла к выводу: хотя учеба в мои планы и не входит, чтобы там не вещал этот дяденька в синенькой безрукавочке, и он определенно меня пугает, но скучно не будет.
Сразу же оговорюсь, осознание, что Барс не столько действительно сердится, сколько любит поговорить, приходило долго, и поначалу я искренне считала, что обещания «уронить на нас плиту», «прикопать всех в одну братскую могилу» и умертвить прочими интересными способами, – не то чтобы, план действий, но некий душевный позыв, и с непривычки, честно зарывала голову в песок, притворяясь страусом.
Ругался Барс долго. Часы уходили на то, чтобы он мог выговориться насчет каждого из нас по отдельности. Но я забегаю вперед. Вернемся к тому, на чем остановились, а именно в начало девятого класса, ко второму уроку алгебры.
Перемена. Барс мирно дремлет на своем посту, изредка постукивая хвостом по полу. Оценки не сообщает, эмоций не выражает. На вопрос: «Вы проверили?» отвечает: «Проверил.» Большего из него не вытянешь. Стало быть, на уроке все и скажет. Я к тому времени уже прочно прилепилась к Алисе и всегда сидела с ней за одной партой. Вот и теперь мы, как настоящий дружеский дуэт неисправимой отличницы и ее придатка, устроились перед самым носом Николая Васильевича и, должно быть, о чем-то болтали, когда прозвенел звонок.