Ева обернулась, услышав и почувствовав чьё-то внимание, брезгливо плюнула на пол, мол – не по ваньке шапка.
Розалия поперхнулась, жуя мороженое.
Как это такое возможно? Думала (наверное) Розалия.
Пьетро покраснел.
Просто ему показалось, что Розалия сильно преувеличенно похорошела, да приосанилась, да приоделась, да и вообще – не по мне – то шапка? Краснота резко сошла с его лица (так думал он), когда он подошел к ней и тронул её за плечо: " Розалия, ты меня не узнала?".
Девушка, которую тронул какой-то трухлявый мужичок, опасливо огляделась вокруг, взглянув на окружающую её очередь, мерзгливо ответила: "Вы кто? Мы разве с вами знакомы?"
Пьетро был в недоумении.
Это же моя Розалия, дак и выглядит как Розалия, и говорит как Розалия, и в очереди стоит как Розалия. Дак кто это еще если не Розалия? Розалия и есть. Подумал Пьетро, сказал ей извините, и пошел в конец очереди.
Ева была не по возрасту умна. Так говорили ей все, и в глоссарке3, и в шутрянке4, и дома. А умная, значит, не мужняя, так говорили все и в глоссарке, и в шутрянке, и дома. Она знала, и решила пойти в конносарий 5.
Увидев в магазине некого трухлявого мужчинку, не удивилась, не пожалела его (хотя по конносарски надо было бы), хотела под дых дать ему за то что посмел тронуть (она это платье чтоб в магазин пойти из конносария один раз в две недели полдня отглаживала), просто удивилась вниманию для себя, столь ординарной и тенденциозной особе.
Купив млакого снадобья6, булочек с маком игристого, колбасу и рыбу, направилась в конносарий.
Читатель, не скучай, скоро развязка.
Пьетро оскорбился. Розалия его не узнала. Позор и стыд. Ведь он дарил ей столько радости и тепла, сколько не дарила ему женщина, а она его не узнала. Факт, стыдно, печально, ну и ладно. Так подумал Пьетро и отошел от якобы Розалии.
Розалия, дорогой мой читатель, видела всю эту смешную и краткометражную сцену своими глазами. Не позвав Пьетро, не окликнув и не сказав ему, что он её перепутал, что Розалия – это она, она молча наблюдала и, посмеиваясь, лакала свой коктейль из трубочки.
Двигаемся дальше читатель, иль чуть подзадержимся, дорогой?
Глаза Пьетро были яркоголубыми. Так он всегда думал, да и мама говорила. На самом деле были они синими, синими. Никто ему из посторонних, близких, дальних и родимых, никто из них – его об этом боялись опечалить, а всласть поиздеваться умельцев за его жизнь не находилось. Ибо в нашем Ингорианске синие глаза иметь – значит быть из касты отверженных. А он-то и не помышлял, что папаня его из тех, кто рубит и дерет коров – самых священных животных в мире (ну , это по-нашему, по-ингориански). Все говорили, а он и сам верил, что покойный папаня его был из касты деревщиков. Мать его с трех лет об этом убеждала, и убедила.