В Киеве особенно стала заметна деятельность немецкой пропаганды, которая с рвением распространяла слухи о поражении Красной армии. Нам внушали, что вот-вот падут Москва и Ленинград, что война кончится в этом году. Но из-за проволоки доходили слухи, что в городе действуют подпольные диверсионные группы, что они взрывают здания, убивают немецких часовых и офицеров. Эти известия ободряли нас. В Киевском лагере мы узнали о неслыханном в истории злодеянии фашистов, о расстреле в Бабьем Яру нескольких тысяч мирных жителей Киева. Не пощадили звери ни малых детей, ни женщин, ни стариков. Немцы называли наш лагерь офицерским и, возможно, поэтому его содержали особенно строго. Появились в лагере гестаповские офицеры. Началась охота за коммунистами, комиссарами и евреями. Хотя охота была и раньше, она не носила того организованного начала, которое мы почувствовали в Киеве.
Если по этапам состав лагеря менялся, то после Борисполя он стал стабилизироваться. Военнопленные до некоторой степени узнали друг друга и сжились. Если раньше доносчики оставались незамеченными, то уже в Киевском лагере мы их знали в лицо, если не всех, то по крайней мере некоторых, и могли предупреждать предательство. Здесь в Киеве был открыт предатель Денисюк. Грузный, не потерявший своего живота даже в плену на лагерной баланде, прожорливый и неприхотливый до еды, с суровым лицом палача. Выдавал он себя за инженера из Днепропетровска. Уже в Киеве он предал товарищей. Свой провокационный разговор он, как правило, начинал словами: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Потом продолжал, что это не страна, а тюрьма, что в немецком плену легче и сытнее живется, чем при Советской власти на воле. Затем переходил к песне «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов» или «Мы чужой земли не хотим, но и своей и вершка не отдадим». После слов из песни начинал издевательские разговоры о Красной армии и Советской власти и продолжал до тех пор, пока не спровоцирует кого-либо на разговор. Урок однополчан-артиллеристов был достойным ответом провокаторам и предателям. Денисюк притих, чтобы во Владимир-Волынске развить более активно свою предательскую деятельность.
В конце октября, в ясное погожее утро, к лагерю подошла колонна крытых машин. Поступила команда строиться, и началась погрузка. Грузили до отказа. В сопровождении мотоциклистов и машины с вооруженной охраной лагеря начали вывозить. Машины работали целый день, доставляли военнопленных на станцию Васильков и там нас грузили в ж/д вагоны. Набивали до отказа, сколько мог вместить вагон людей стоя. Плотность была больше, чем в городском трамвае в часы пик. Невозможно было повернуться. Вагоны закрывались с наружной стороны. Погрузка была закончена поздно вечером. Судя по количеству вагонов и по плотности загрузки, в вагоны погрузили не один наш лагерь. Еще не отправился состав, а в нашем вагоне уже скончались. Вагоны не открывали, и мертвые следовали в вагоне до Житомира. В Житомире открыли вагоны, убрали трупы, за дорогу скончалось еще трое. Всех вывели из вагонов и пересчитали. Конвой почему-то нервничал, суетился. Оказывается, по дороге к Житомиру сбежал целый вагон пленных, в вагоне остались только мертвые и те, кто не мог двигаться. Побег они совершили через дыру, которую пропилили в полу вагона и прыгали на ходу поезда на железнодорожный путь между колесами, рискуя быть раздавленными.