Хотелось поскорее очутиться с книгой в теплой постели.
– Выйду подышать, – сказала я.
– Джесс, только не сбегай! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, – она умоляюще сложила руки.
– Ладно.
– Обещаешь?
– Обещаю, – тяжело вздохнула я, заранее проклиная себя.
– Ты лучшая! – Эвелин чмокнула меня в щеку.
У школы тоже было шумно. От компаний подростков, наслаждавшихся праздником, невозможно было скрыться даже здесь. Я плотнее закуталась в тренч – температура явно опустилась ниже сорока градусов по Фаренгейту. Совсем скоро великолепные багряно-красные клены в школьном дворе сбросят листву, и на Висконсин опустится зима. Я уселась на крыльце, подперев голову руками. Мимо пробегали парни и девушки, сбежавшие из зала, чтобы подарить друг другу парочку поцелуев, смеющиеся компании, планирующие продолжить вечер у кого-нибудь дома и уже не с противным пуншем, одинокие барышни, чьи костюмы кроликов никто не оценил по достоинству, но лишь одна пара черных лакированных ботинок остановилась прямо передо мной.
– Не простудишься? – спросил Генри Уотсон.
– Отвали, – ответила я, глядя в темноту.
– Не сегодня, Милуоки. Вставай, там наша песня играет.
Опешив от такого нахальства, я повернулась к Уотсону:
– Какая наша… Подожди… Ха-ха-ха, ты серьезно? Что за ужасный черный парик?! А-ха-ха-ха… О мой бог, ты нарядился Винсентом Вегой!
Генри Уотсон действительно надел костюм известного персонажа из «Криминального чтива». На нем были черные брюки и черный пиджак, белая рубашкой с галстуком-шнурком, серьга в ухе, и кошмарный… нет, просто отвратительный, уродливый, дешевый черный парик.
– Если ты закончила любоваться, пойдем танцевать, Мия Уоллес. Чак Берри уже играет.
Не успела я опомниться, как Генри схватил меня за руку и потащил обратно в спортивный зал. Там действительно уже гремел легендарный хит Чака Берри – «Never can tell». Мы оказались в самом центре зала. Генри невероятно смешно изображал Джона Траволту, вокруг сверкали вспышки смартфонов, народ хлопал и улюлюкал. Судя по выразительным взглядам Алиши и Эвелин, мы были похожи на настоящую парочку. Из зала мы уходили под оглушительные аплодисменты, а Эвелин, вытащив меня из толпы, прошептала:
– Если сбежишь с вечеринки с ним, мы не обидимся.
Генри стоял спиной, плечи его опускались и поднимались, он тяжело дышал после танца. Я дернула его за парик, и тот тут же слетел, оставшись у меня в руке. Генри взъерошил свои светлые волосы.