Она невольно посмотрела на старенькую бабушкину софу за спиной Вика, над которой разверзлась «многоликая бездна»… в смысле, гордость всякой уважающей себя советской семьи – красно-бордовый узорный ковёр, без которого раньше не обходилось ни одно приличное фото. Но в приглушённом свете торшера, когда Ника засыпала на этой софе в детстве, ковёр оживал, превращаясь в ту самую бездну. А узоры на нём оборачивались то причудливыми масками, то чьими-то мерзкими рожами. Кажется, это зависело от бабушкиного настроения и от сказок, которые та рассказывала на ночь. Повзрослев, Ника, конечно, перестала замечать в ковре какое бы то ни было волшебство, злое или доброе. Но нет-нет, да проглядывали лица-маски, если посмотреть искоса – словно боялись показываться напрямую.
Но ковёр ещё ничего, такой у всех висел и с переменным успехом пугал. Гораздо больше не по себе Нике становилось от бабушкиной гирлянды куколок-берегинь над софой. Хотя самые страшные жили не там, а за заедающим стеклом, в серванте. Нике нравилась его лакированная поверхность, похожая на настоящее дерево или даже на плитку тёмного янтаря. А вот за стеклом, за колоннадой бокалов и рюмок из чешского хрусталя, жили они… От них-то девушка и предпочла избавиться в первую очередь, поселив в коробке в кладовке. Гирлянду берегинь снимать не решалась, словно бабушка с мамой могли обидеться, а вот их попрятала. Больше они не смотрели на неё сквозь мутноватое стекло, но почему-то их взгляды она иногда чувствовала даже через занавешенную дверь кладовки. Когда к этому добавились и шорохи – словно кто-то копошился там, среди коробок, недовольный новым пристанищем, – Ника приняла твёрдое решение, что от старого хлама в самом деле пора избавляться.
– Нет, серьёзно, откуда тут столько кукол? Ты никогда не рассказывала, – голос Вика вывел девушку из оцепенения. – И почему они не стоят на одной полке, как полагается коллекции? Вот у меня фигурки все в ряд, в одном шкафу, по сеттингам разбиты. А тут, – парень обвёл жестом Никину квартиру, – они повсюду. Над кроватью, над дверью.
– Ещё и там стояли, – отозвалась Ника, указав на сверкающую вымытую батарею хрусталя, уже без жутковатых обитателей серванта. Так ей всё нравилось гораздо больше.
Вик у неё в гостях, конечно, бывал не раз, ещё когда мама и даже бабушка была жива. Но когда спрашивал, мама отшучивалась, а бабушка, которая к тому времени, к сожалению, уже была не совсем в ладах с реальностью, объясняла смутно, даже жутковато.