– Так может, и необязательно покупать? – с надеждой спрашиваю я. – Сниму квартиру. Поживу, пока не отпустит, и вернусь.
– Ну, тоже вариант, – начинает было Илларионов, но тут же замолкает под гневными взглядами соседей.
– Нет, дорогая моя девочка, – торжественно произносит Карла Марковна, поднимаясь со своего места. – Нужно плотно закрыть дверь в прошлое и начать абсолютно новую жизнь. Тут Афанасий со своим психотерапевтом прав.
Она достает из бархатной концертной сумочки несколько пачек денежных купюр, перетянутых резинками, и аккуратно выкладывает на середину стола, за которым мы, собственно, и расположились. Следом за ней пачки денег выкладывают Афанасий Фёдорович и Артемий.
– Мы решили помочь тебе в покупке квартиры. И не думай отпираться, мы – одна семья. Мы очень любим Людочку и тебя. И хотим, чтобы ты об этом знала. А с этой суммой, приплюсованной к твоим средствам, точно хватит на «приличную», как выразился Аскольд, двухкомнатную квартиру. Да?
– Да, – энергично кивает Аскольд. – Всё подсчитано. И завтра можем ехать смотреть варианты. А я и Илларионов перечислим тебе на карточку.
Он преувеличенно бодро подмигивает и улыбается.
На несколько минут повисает напряженная пауза. Мои дорогие соседи смотрят на меня ласково и с надеждой.
– Я не могу принять, – начинаю я, обводя их взглядом, но тут же замолкаю.
Невысказанные чувства суровых мужиков застыли скупой слезой в уголках их глаз. Боль утраты давится судорожными вздохами. Карла Марковна тихо всхлипывает. И тут до меня доходит, что все эти месяцы маму оплакиваю не я одна. Все эти, когда-то чужие, люди скорбят вместе со мной и пытаются всеми возможными силами помочь мне вылезти из обусловленной беспомощности, вызванной столь тяжелой для меня утратой.
– Прими нашу поддержку, Олюшка, – тихо произносит Афанасий Фёдорович. Прими, пожалуйста. Для нас это важно…Чтобы у тебя всё было хорошо. И знай – мы все её очень любили.