В Вагановское училище меня приняли сразу.
– Хорошие данные у девочки, – сухо сказала Агата Ивановна маме. – С этим можно работать.
Мы смаковали эту фразу на все лады, как высшую похвалу и манящее обещание блистательного будущего. Мечта сбылась! Все преграды позади! Высота взята! Мне десять лет. И я – учусь в Академии Русского балета имени Агриппины Яковлевны Вагановой. Ура! Впереди благородный труд, редкая профессия, сцена и, конечно же, головокружительная карьера!
Мы были так счастливы и увлечены настоящим, что никакие промозглые непогоды Питера, никакая враждебность соседей, некоторых одноклассников и педагогов не могли унять наш неуемный восторг и воодушевление. Как будто в сказочном сне сбывшейся мечты мы жили два года. И ничего, ну ничего не предвещало трагедии, которая перевернула мой мир и мои, нет, наши с мамой планы на блистательное будущее. Всё, что произошло в тот судьбоносный период, я вспоминаю краткими эпизодами, перемежающимися провалами серых будней…
– Делаем складочку! Глубже! Глубже! Что вы корявые-то такие? Попова! Я сказала – глубже!
Агата Ивановна подходит ко мне сзади и с силой давит на спину. Я чувствую острую боль и ойкаю.
– Хватит ойкать, – сухо шипит Агата. – Будешь себя жалеть – так никогда не растянешься.
При этих словах, она давит еще сильнее. Я ору в голос. На следующее утро, встав с кровати, понимаю, что нога не слушается.
– Паралич левой ноги от колена. Защемление нерва в позвоночнике, – слышу я монотонный голос доктора.
Боль при движении такая, что соображаю с трудом. Напряженно застывшее лицо мамы говорит лучше всяких слов – дела плохи. Но, насколько?
Я помню этот момент так отчетливо, будто до сих пор стою на распутье двух дорог. Одна ведёт в сияющий мир, где в воздухе разлито счастье и успех, золотая пыль колышется у ног. А вдали… Вдали виден безбрежный океан, пристань и белый пароход у причала. Я знаю, что мне надо непременно успеть на этот пароход. Что он отплывает в моё светлейшее будущее, полное радости и свершений. Но! Кто-то невидимый с силой садится мне на спину и обездвиженную, окаменевшую от боли тянет меня в сторону другой дороги. Где тень от огромных деревьев, мрак глубины леса и безотрадный туман пропитывают все существо, поглощая раз и навсегда неотвратимостью уныния… Вечного уныния.