Пошли по кругу! Резче, резче!
«Садистка тощая! Как будто не знает, что нам очень больно пальцы, так нет, будем задирать ноги до изнеможения…» – негодовала про себя Наташа, а всё равно старалась делать всё так, чтобы понравиться Аделаиде Викторовне.
Правда, через некоторое время девочка поняла, что это невозможно. Как бы прилежно ни исполнялись ею экзерсисы, в том числе и индивидуальные, Сафронова всё время казалась недовольной. Скорее всего, высота, с которой она бросала взгляд на усилия учениц, была соразмерна с тем уровнем совершенства, который преподавательница ожидала от своих подопечных.
Как-то измученная Наташа в воскресенье вечером, после окончания учебного дня, сидела на кухне и пила чай.
– Расскажи, что сегодня у вас было, – допытывалась Ковалевская у засыпающей дочери.
– Всё как обычно… – промямлила Наташка. – Сначала был урок музыкальных жанров. Изучали музыку эпохи Возрождения. Потом разминались у станка, потом танцевали в Мариинке.
– Ты танцуешь на сцене легендарной Мариинки, на той сцене, где танцевали Павлова, Кшесинская, Барышников! Дочь, ты прониклась этим духом высокого искусства?
– Прониклась, мама, прониклась! Ты мне скажи лучше: почему, как ни старайся, учителя на тебя смотрят так, будто ты им должна сто долларов и не отдаёшь? Ведь стараюсь, прикладываю все силы, а всё равно – то не нравится, это не так. А чтобы хоть за что-то похвалили, так этого нет никогда, в лепёшку расшибись – и то скажут, что, мол, мало растеклась по полу.
– Наташа! Как ни странно, то, что ты рассказываешь, очень хорошо. Не поняла?.. – улыбнулась Ольга Михайловна. – Если на тебя не повышают голос и не делают замечаний, значит, ты неинтересна! Поэтому реагируй на это нормально. Ты интересна!
– Странно всё это, мама! Собаке во время дрессировки и то кусочек сахара дают. Иногда. А тут так обращают внимание, что хочется всё бросить и убежать.
– Дочка! – Ковалевская обняла своего ребёнка и поцеловала. – Ну ты же не собака! Не надо никуда бегать. Мне Аделаида сказала, что у тебя есть и талант, и настойчивость… Так что быть тебе, Наташенька, новой Анной Павловой.
– Я спать пошла, мама. Завтра опять в шесть вставать. Слушай, а где папа? Воскресенье, десять вечера, а его нет. Я с этим балетом уже ничего вокруг не замечаю. Один балет и только балет.