По воспоминаниям председателя Временного правительства Александра Керенского, записанным в Париже в ноябре 1953 года:
«Что касается эвакуации царской семьи, то мы решили переправить их через Мурманск в Лондон, и министр иностранных дел Терещенко отправил в Лондон телеграмму с просьбой выслать корабль для встречи. Мы получили ясный ответ: британское правительство не может принять царскую семью в качестве гостей во время войны. Тогда мы решили отправить царскую семью в маленький Тобольск. Оттуда мы хотели эвакуировать их в США».
В июле Керенский предупредил Николая, что из-за неспокойной обстановки в столице семью скоро перевезут на юг. Но вместо Крыма их сослали в Сибирь. В августе 1917 года Романовы уехали в Тобольск. Некоторые из приближённых последовали за ними. Там они размещены в бывшем губернаторском доме при весьма вольном режиме содержания.
«Мы поселились далеко от всех: живём тихо, читаем обо всех ужасах, но не будем об этом говорить», – писала Александра Анне Вырубовой из Тобольска. Семью поселили в бывшем губернаторском доме. Притеснения начались сразу же. Первым делом помощник комиссара Александр Никольский потребовал сфотографировать всех арестантов и сделать им удостоверения личности. В этом не было никакого смысла: охрана хорошо знала каждого. Но Никольский заявил: «А нас, бывало, заставляли сниматься и в профиль, и в лицо!» И добавил: «Теперь их черёд». Таких бессмысленных издёвок, не объяснимых ничем, кроме ненависти к бывшим монархам, было множество. Зимой для детей соорудили ледяную гору – это было единственное развлечение. Но позже охрана приказала её разрушить: солдатам не понравилось, что арестанты могли подниматься на неё и смотреть через забор.
В переписке семью не ограничивали, но все послания просматривались. Александра много переписывалась с Анной Вырубовой, которую то отпускали, то снова арестовывали. Они отправляли друг другу посылки: бывшая фрейлина как-то прислала «чудную синюю кофточку и вкусную пастилу», а ещё – свои духи. Александра ответила шалью, которую тоже надушила – вербеной. Она старалась помогать подруге: «Посылаю макароны, колбасы, кофе – хотя пост теперь. Я всегда из супа вытаскиваю зелень, чтобы бульон не есть, и не курю». Она почти не жаловалась – разве что на холод.
В тобольской ссылке у семьи получалось сохранять прежний уклад во многом. Даже Рождество удалось отметить. Были и свечи, и ёлка – Александра писала, что деревья в Сибири другого, непривычного сорта, и «пахнет сильно апельсином и мандарином, и по стволу течёт всё время смола». А слугам подарили шерстяные жилеты, которые бывшая императрица связала сама. Быт занимал супругов больше, чем политика. Только Брестский мир потряс их обоих по-настоящему. «Унизительный мир. <…> Быть под игом немцев – хуже татарского ига», – писала Александра. В письмах она размышляла о России, но не о политике, а о людях.