Признаться, от мысли о скором избавлении от всевидящих очей столетних старцев и предстоящей прогулки в обществе Ингрит я заметно приободрился. К несчастью, перемену в настроении заметил и мой свидетельствующий наблюдатель – приступ удушья разом вытряхнул у меня из головы все приятные мысли, заменив одной, что тотчас была озвучена мучителем:
– Ты тень, – говорил он, держа невидимый повод, – а мы Свидетели. Не вынуждай нас свидетельствовать твое небытие! – говорил, а я корчился на раскалённом песке, высматривая мимолётное мерцание между складок его бишта.
Старец ослабил руку, положив конец моим страданиям, и мы с Ингрит последовали за ним, сминая ногами золото песков, стелящихся облаками по залитой всепронзающим светом равнине.
Мы прошли совсем немного, как без сколько-нибудь разумной причины, которую в состоянии был бы переварить ум, перед взором будто из-под земли выросла необъятная стена гор. Стена не отбрасывала тень, отчего казалась вычурной, плодом извращённой фантазии, монстром, вбирающим в себя всё на расстоянии до неё и после. Сюрреалистическая перемена ландшафта такой виделась, а позже и ощущалась с холодом в сердце и безотчётным трепетом, когда осталась за спиной разъедающая зноем пустыня. Вход в скалы зарубцевал орнамент с диковинными символами: сплетённые воедино геометрические фигуры в многократном повторении.
Мы втроём вступили под угрюмый свод, и, странно, без умысла, само собою, естественно, мрак разоблачал. Растворялись маски… Природная чешуя из алмазных капель облепляла стены. В неназойливых бликах узорчатых граней я увидел Ингрит. Рассеянно обозревая ущелье, она теребила платок, он отодвинулся от шеи на расстоянии пальца – мне хватило, чтобы разглядеть под ним золочёную головку змейки, замаскированную под браслет-ошейник, точь-в-точь как у меня.
И сразу сделалась ясной и понятной причина её предательства. Будь она хоть сто раз видящей, она такой же раб, как и я, и хозяева у неё те же. Хранительница теней – подневольный страж, и ведёт она тех, кто переступает порог теней к Свидетелям не по своей воле. Обвинитель во мне разом умолк.
В тот миг я захотел смотреть ещё и видеть больше. И я обратил взор к высеченному из камня лицу старца Ихсана. Но прежде чем начать всматриваться в этот гипсовый слепок тени столетнего человека, я снова краем глаза выхватил чуть заметное мерцание, ярче проявившееся во тьме меж складок его бишта. Неизвестно почему, но именно то сияние зародило во мне интерес к старцу, а точнее сказать, к тому, о чём он молчал. И я наконец сосредоточил внимание на его лице. Поймав мой взгляд, он остановился. Я мог поклясться, что разглядел судорожное движение его скул, тотчас проявилась плотная рябь морщин, и я представил, что эта глиняная кожа вот-вот осыплется, как ветхая штукатурка.