Я задержался у зеркала, ловя отражение: как ни странно, воплощения практически не поменяли мой облик. За исключением шрама, изрезанной полосой обрамлявшего шею, я остался таким, каким себя помнил. Только светлые волосы отливали пеплом, да худоба заострила черты.
Ради осталась дома, а я, запечатлев отражение, вместе с Сагдой вышел во внутренний двор барака, где размещалось жилище Сагды. Снаружи под отслоившейся штукатуркой проглядывала крест-накрест набитая дранка, от одноэтажного короба проржавевших подоконников, склеенных паутиной окон и голых стен веяло унынием и пустотой. Нежилой барак… Иной бы не подошёл демону. Или (что вернее всего) само присутствие демона было причиной запустения.
Воздух насыщала влага. Мёртвая тишина безотчётной тревогой повисла в тяжёлой дымке при удушливом безветрии предвестием затаившейся угрозы. Я по привычке посмотрел на небо, ожидая увидеть след ослепляющего столпа. Сдавленные сыростью облака через сетчатые просветы пропускали редкие холодные лучи – остатки убийственного света, что тлел, как тот забытый в лесу костёр негасимого лотоса.
На мне была чёрная куртка из какой-то грубой волокнистой ткани, с капюшоном, застёгнутая на все пуговицы, чтобы шрам не бросался в глаза. Кругом ни единой души. Я ослабил ворот, и кругляшок пуговицы отвалился, упав в жидкую грязь.
Не глядя под ноги, мы двинулись со двора, и куда бы мы ни шли – по широкой, вымощенной кирпичом мостовой, между деревянных хибар, огороженных заборчиками из берёзовых прутиков и кольев, гор ядовито-жёлтого песка рядом со сваленными грудой бетонными блоками, магазинчиками с замшелыми фасадами, распахнутыми дверьми, откуда скалили пасти тощие, изголодавшиеся псы, – везде царили разруха и запустение. Тогда я подумал, что поторопился во всём обвинить демона: свет убил, но не искоренил…
Время от времени попадались люди. Я специально отводил взгляд, избегая контакта, но ближе к центральной площади людей становилось больше, и от их взглядов было не отвертеться.
И тогда мне снова представилось, что я во сне, – давнем, о далёком, родном мире Вечной Весны, потому как в первом же встречном и далее каждом встреченном на пути я узнавал знакомые черты своих братьев и сестёр, рождённых из цветков лотосов Верхнего мира: безупречно-красивые лица, все как один.