Я пришла в себя от ароматов еды, заполнивших зал. У меня по-прежнему не было сил даже на то, чтобы открыть глаза. А мои родные всё также были узниками этого человека.
– Наступившая ночь и испугала меня, и обрадовала, – начала было Мия, но ловец перебил её:
– А вы знаете, почему лес у Озера мурри называют поющим?
Судя по всему, Мия одарила его таким взглядом, что тот едва не поперхнулся:
– Пожалуйста, продолжайте. Мне очень интересно, как вы выбрались.
– Наступившая ночь испугала меня и обрадовала, – с нажимом повторила она. – Я боялась встретиться с наёмниками, думая, что они могут вернуться в любой момент. Ведь они должны были убедиться, выжила я или нет. Что с ними стало? – Мия сделала паузу, и её голос стал резче, так неприятно было вспоминать эти события. – Я нашла их мёртвыми. Об одного едва не споткнулась в траве, он лежал ничком, не подавая никаких признаков жизни. Ни ран, ни крови не было. Казалось, кто-то преследовал его. В нескольких местах в рукавах рубашки зияли дыры, из которых торчали оборванные листья, словно наёмник бежал через кусты, пытаясь скрыться.
Я вспомнила то, что читала про мурри в книге, и догадалась, отчего он погиб. Всё оказалось правдой. Он умер от их яда, от тех оранжевых пузырей. Конечно, самих пузырей я не видела, только ровное мокрое пятно на тунике наёмника. В районе лопаток. Второй наёмник успел отбежать немного дальше. Он так же был мёртв. У него было пятно на груди.
Наёмники потревожили мурри и получили наказание. Мне не было их жаль, но от увиденного стало дурно и едва не стошнило. Хотелось бежать, но ноги едва держали. Некоторое время я сидела рядом с телом практически незнакомого мужчины, пытаясь понять, что делать дальше. Мне было страшно. Вся красота ночи, вся моя радость от спасения разбились о реальность. Я одна. Мне холодно. Мне некуда идти. Мне бы стоило снять с наёмников одежду и переодеться в сухое, но я боялась, что яд мурри убьёт и меня. Да и от одной мысли, что мне придётся трогать мёртвых и надеть их пропахшие чужим потом и запахом вещи, тошнота вновь подступала к горлу.
Тьма вокруг сгущалась. Я поняла, что у меня почти не осталось времени. Если я не найду карету, в которой меня привезли, ночевать придётся здесь, рядом с трупами, рядом с мурри, в лесу, который – да, я ещё не знала почему – называют поющим. И знать не хотела. Там было страшно! Всё это оказалось слишком. Но я теряла время и не двигалась с места… Страх и холод, липнущий ко мне мокрым платьем, принизывали тело. Меня мучал вопрос: «Сколько было наёмников?». Я пыталась вспомнить голоса, что доносились до меня в полусне по дороге сюда. Двое или трое? Кажется, их было трое. Или всё-таки двое? Нет, трое. И один отдавал приказы. Или мне всё привиделось. Не помню. Не помню! Я тёрла виски. Сомнения терзали меня. По щекам потекли слёзы. Они обжигали. Чего стоит моё спасение, если я по собственной воле собираюсь прийти в ловушку. Перед глазами то и дело возникало видение, как я забираюсь в карету, а в ней спит наёмник. И, словно услышав моё дыхание, он открывает глаза, гадко до отвращения ухмыляется – рывок – и он хватает меня за руку железной хваткой. И я надеваю невидимые оковы навсегда. Пленница отца и рабыня нелюбимого мужа.