– Что? Мало забрали, еще надо – тот самый мужик, что вчера пытался на нас тут напасть.
– Выслушайте меня, прошу, я не враг – я не знал, но понимал, что надо до них донести.
– А кто ты? Думаешь мы по тебе не видим? – он злился, но подходить видимо не решался.
– Кто это сделал? – я посмотрел на женщину.
– А то сам не знаешь? – какой глупый мужик, столько лет, а ума нет.
– Я не знаю, я ребенок еще, вы не видите, я просто подросток – люди напуганы, я тоже.
– И что с того, такой же ублюдок, как и они – вот те раз.
– Да кто они, ладно, не хотите себе помочь, не надо, я тогда пошел и сами тут спасайтесь – я развернулся.
– Стой – женщина схватила меня за руку, я посмотрел на нее.
– Что ты делаешь, он тоже убийца – мужик винил меня, а я даже не знал в чем.
– Я еще раз говорю, я пришел помочь – уже почти шипя сказал я.
– Ты правда можешь помочь? – слезы потекли по лицу женщины.
– Да, мне нужно знать только кто это сделал и что именно сделал – я боялся, видя в каком они состоянии понимал, что тут все очень плохо.
– Это женщина, она средних лет, она приходит, а мы не можем ничего сделать ей, забирает ребенка, или девушку, и уводит, а больше потом мы их не видим – она заплакала, а у меня сердце сжалось.
– Но почему вы отдаете ей? – я понял, что они не могут ничего не сделать, но каким образом это проявляется.
– Мы словно под гипнозом, сегодня она забрала моего мальчика, от нее не убежать, она преследует нас, мы даже пробовали уходить в разброс, но она везде найдет – женщина всхлипнула – Она запечатала нас тут, а вчера мы смогли выйти, но потом, потом снова очнулись тут.
– А зачем они ей, может она, что – то говорила? – была важна каждая мелочь.
– Говорит, что пора кормить хозяина – женщина обреченно смотрела на меня.
– Интересно, вы позволите? – я протянул руку к одеялку.
– Да – она протянула его мне, а взгляд был совсем пустым.
Я сел рядом с ними на какой – то ящик, взял одеялко и попытался почувствовать хоть что – то, но меня постоянно сбивало, но я понимал, что ребенок еще жив, и жив он будет ровно до крещения, а это значит до 7 января, у меня было время, озвучивать и обнадеживать я не хотел. Попрощавшись и забрав одеялко, я пообещал, что приду, как только смогу, и попросил не пытаться меня сжечь, если они смогут выйти, а просто прийти и рассказать всё, что помнят. Придя домой, я обнаружил недовольные взгляды, бабушки и Акила.