Зная, что ожидается в гости чудесный доктор Леночка Биц, наша близкая подруга, Исидор каламбурил: «Когда приедет Лена Биц, пред нею упаду я ниц».
Главный член семьи по имени Кузя, подаренный Образцовым от помета его очаровательных сиамских котов, прожил долгий кошачий век, всегда ощущая заботу и ласку. В свои молодые годы котяра обладал завидной прыгучестью, о чем свидетельствовали два отсутствующих рожка люстры, задетой им при беспосадочном перелете со шкафа на портьеру. Не в меру активного кота пришлось отвести к ветеринару. Об этом случае Исидор рассказывал (подобную историю мне пришлось слышать и от А. С. Менакера, мужа М. В. Мироновой). Сидя в очереди на процедуру и успокаивая котика, драматург услышал от вышедшей из кабинета медсестры: «Кот Шток – на кастрацию».
На кота все обращали внимание – сиамцы были диковинкой в Москве семидесятых. Комментируя кошачью красоту, ИВ сразу подчеркивал, что у него с Кузьмой глаза одного и того же голубого цвета. «Не хочу расстраивать Шуру правдой… Кузька мой внебрачный сын».
Исидор любил выносить любимца на травку около дома и с нежностью наблюдал за его передвижениями. Кузя в преклонные годы уже не мог взлетать на руки или на плечи членов семьи и только прыгал на сиденье невысокого хозяйского кресла, точно зная, что его никто никогда не прогонит. Когда от старости котик занемог и перестал есть, мне пришлось делать ему уколы с глюкозой и кормить бульоном через катетер.
Когда Штоки жили еще на Беговой вместе со старушкой мамой, ИВ говорил: «Дома находиться не могу. Мать еврейка, жена цыганка, домработница татарка, кошка сиамка. Пойду в СП СССР подышать русским воздухом».
Одна из лучших баек Исидора, в значительной части правдивая. На одном из заседаний в СП, рассказывал Шток, одного из руководителей союза, ярого антисемита, обвиняли за «плохое отношение» к писателям еврейской национальности. Отвечая на критику товарищей, он вышел на сцену и обращаясь к собравшимся, простер к ним руки с возгласом: «Евреи, разве я к вам плохо отношусь?»