В этот раз они разминулись – Лара обещала прибыть на Зимнее веселье, но запаздывала. Она любила опаздывать. В этом как говорится, была ее фишка.
– Так куда мы идем? – спросил я наконец. – В Дом Хранителей? Будешь лично учить меня искусству магии?
– Нет. В другое место.
– Приказать Куну седлать лошадей?
– Не нужно. Ехать никуда не придется.
Не сразу я понял, что он ведет меня в подвал. В прошлом году мы с Эдгаром здесь были, тайком забрались в винный погреб, нацедили вина и напились – опростали целый кувшин крепкого черного Гора Виена. После чего нам сделалось так худо, что мы облевали весь мусорник возле кухонных корзин, а в комнату на плече меня нес здоровяк Винс из королевской гвардии. Но в этот раз отец повел меня не к винным бочкам, а в другую сторону по темному коридору, который он освещал лурсским фонарем. Потом мы спустились еще на один уровень и оказались перед старой дубовой дверью. Отец приложил стальную ладонь к замку, вокруг его пальцев заметались синие змейки, дверь отворилась. Мы вошли. Пахнуло каким-то тяжелым земляным духом, хотя и пол, и все стены, насколько я смог рассмотреть в свете фонаря, были облицованы мраморными плитами. Отец щелкнул пальцами, и в большом серебряном подсвечнике на подставке вспыхнули огни – свечей не было, огни горели сами по себе, без воска – магические свечи.
Только тут я понял, что нахожусь в склепе. В склепе Ниенских королей.
– Это твой дед. – Отец повел фонарем в сторону мраморного надгробия.
Дед был изображен в короне и доспехах. Латные перчатки держали рукоять двуручного меча. Глаза его были закрыты, пряди волос и бороды спускались на мраморные доспехи. Отец коснулся надгробия, на мгновение застыл, будто к чему-то прислушивался, и прошел дальше.
– Магикам не стоит здесь часто бывать – ушедшие могут позвать его к себе.
– Думаешь, на той стороне что-то есть?
– Не для всех. Мне порой кажется, что та сторона настолько ужасна, что о ней невозможно рассказать человеческим языком. Нет таких слов. Только художникам на своих полотнах иногда удается запечатлеть эреб за гранью миров.
– Или обалдеть как чудесна. Хитрецы боятся ее показать, чтобы люди не удирали туда до отпущенного им Судьбой срока.
– Или пустота и покой.
Никогда прежде он так со мной не разговаривал.
Он остановился перед следующим надгробием – совсем молодой человек, мраморные доспехи сделаны так искусно, что видна каждая пластина, каждое кольцо кольчуги в проемах лат, пальцы сплетены на рукояти меча. На волосах венец нашего дома – но не королевский, а тонкий, ажурный, с одним камнем.