А я преступала закон. Множество раз. И если опальники напали на мой след, то доказать невиновность будет невозможно.
– Пошла! – дракон толкнул меня в спину, и я едва не упала, поспешно сделав несколько шагов.
Тюремщики напряжённо наблюдали, как я, сбиваясь с шага, чуть не падая, шла по коридору. Один из них поигрывал ключами, но уже не ухмылялся, как до этого.
Пальцы на ногах болели от того, что приходилось спотыкаться о неровный пол, но дракон продолжал толкать меня в холку, заставляя снова и снова ускоряться. Растрёпанные волосы падали на лицо, от косы уже почти ничего не осталось. И когда мы проходили мимо огромного начищенного металлического замка, я успела увидеть в нём собственное отражение.
В самом деле, ведьма.
Я сжимала зубы, не позволяя себе плакать. Этим ублюдкам моё страдание только в радость – так всегда говорил папа и его соратники. И раз уж я оказалась в их руках, то не причиню им такой радости.
И молить о пощаде я тоже не собиралась. Всё равно не пощадят, если сами не решат изменить приговор.
– А вы говорили, – усмехнулась я, когда тюремщик открывал последнюю дверь на пути к свободе, – что отсюда живыми не уходят.
– Пошла! – рявкнул на меня дракон и с такой силой толкнул, что я запнулась о порог и всё-таки упала прямо в пыль ночного города.
– Как низко, – проговорила я, с трудом садясь. Скованные за спиной руки не давали встать на ноги, а на языке налипла пыль. – Вот, значит, ваша благодарность.
Дракон, не говоря ни слова, схватил меня за шиворот и поднял на ноги, чуть придушив воротом платья. А потом так, продолжая удерживать, и потащил к фургону, запряженному двумя лошадьми. Затолкав меня внутрь и заперев, сам он сел на козлы и, ударив плетью, заставил коней потрусить по неровной дороге.
Лёжа на полу фургона, я свернулась калачикам и тихо засмеялась.
Главное – не плакать.
Вскоре тряска прекратилась, фургон замер. Толчок – это возница спрыгнул с козел. Шаги.
Я попыталась сесть, но со скованными, ослабевшими руками это было почти невозможно. К тому моменту, когда дверь распахнулась, я смогла лишь опереться на локоть и чуть приподнять корпус.
– Ну, что смотришь на меня, как лисица из капкана? – спросил он. На груди между отворотами чёрно-серебряного камзола виднелись свежие раны, стянутые тонкой розовой кожей. Я невольно вспомнила, как собственными руками обрабатывала их в конце весны.