– Что за музыкой такой вы занимались? – спрашивает Лена, когда Степан вышел из Настиной комнаты. – Я ничего не слышала.
Степан бросает короткий взгляд налево, берётся надевать ботинки и говорит:
– У Насти повреждён слух. Мы используем специальные наушники для занятий.
– Но вы даже не разговаривали с ней!
– А вы подслушивали?
– Даже глухие издают хоть какой-то шум! Здесь стены картонные!
– Я общаюсь с ней в мессенджере.
– Где?
– В "Телеграме", – сказал Степан, закончил с обувью и встал. – Прошу вас, не надо больше вопросов. Я не хочу потерять эту работу. Мне отлично платят за то, что я делаю, и в моём договоре есть пункт про корпоративную тайну, к нарушению которого начальство относится чрезвычайно чувствительно. Мне сказали, что вы не будете задавать лишних вопросов. Вижу, что меня дезинформировали. Давайте не будем мешать друг другу жить, хорошо?
И он выскочил за порог раньше, чем Лена успела что-то сказать.
Позже вечером пришёл куратор из центра ювенальной юстиции. Её звали Елизавета Сергевна. Это была приятная женщина с лицом хохотушки. Она прошлась по комнатам, посмотрела, как Настя играет в "Фоллаут", и спросила, как идут дела в семье.
– Дела? Дела нормально, – отвечала Лена. – Мы будем получать хорошее пособие, но мне всё равно нужно уволиться с работы, чтобы не получить запись в трудовую. Я подумываю не дожидаться, пока кончится отпуск и слетать домой.
– Очень ответственно с вашей стороны, – похвалила её Елизавета Сергевна. – А как, по-вашему, дела у девочки?
– Она не жалуется. Пока никаких проблем не было. Хоть вы можете мне сказать, от чего её лечат?
– Не знала, что её от чего-то лечат, – сказала кураторша. – У меня здесь ничего не написано.
Вскоре она ушла, отметив, что по её мнению, всё идёт хорошо:
– Думаю, удочерение пройдёт без проблем.
###
На следующий день посетители значились с обеда, поэтому Лена с утра пораньше отправила Букина с Настей в детский мир, дав им в дорогу по паре сэндвичей.
Кажется, эти двое неплохо ладили, и Лена была этому очень рада. "Вот! Не такой уж и бесполезный у меня мужик!", – думала она, дискутируя в уме с покойной матерью в поиске удачного места для скрытой камеры.
Прибор был совсем миниатюрный, размером не больше майского жука. Продавец настроил всё так, что изображение транслировалось прямо на экране её телефона.