Упаси меня Бог изобретать какие-то авантюры в литературе.
Мне думается, это происходит потому, что сам материал, которым я пользовался, в какой-то степени был авантюрным.
Валентин Пикуль
Думаю, что эти песни лишний раз доказывают, что человеческая душа живуча, и даже в негостеприимных тайгах и тундрах Сибири, в ужасных казематах каторги куда-то рвется и находит себе отражение хотя бы в этих песнях.
Мне думается, что для нас, людей сытых, довольных и свободных, небесполезно знать эти песни – песни несчастных и отверженных.
Вильгельм Гартевельд
Мой интерес к персонажу с очаровательным именем Юлиус Наполеон Вильгельм Гартевельд окончательно оформился после того, как последовательно произошли следующие события:
1. В 2010 году питерское издательство «Красный матрос», с которым я долгие годы имею честь сотрудничать, выпустило репринт невеликой книжицы «Песни каторги» (1908). Эти песни, согласно указанию на титуле, «собрал и записал в Сибири В.Н. Гартевельд».
2. Год спустя, готовя журнальную публикацию из разряда занимательного исторического чтива, я наткнулся на мемуарные записки жандармского офицера, где, в частности, упоминалось, что под впечатлением концертов и лекций «известного композитора Гартевельта» Уральская группа партии эсеров вынесла смертный приговор начальнику одной из тобольских каторжных тюрем.
3. И, наконец, зимой 2013 года, по итогам на тот момент пока еще заочного знакомства с московским писателем Максимом Кравчинским, я основательно проштудировал его масштабный, почти в тысячу страниц труд «История русского шансона». Несколько страниц в нем было посвящено композитору Гартевельду. Из них-то я, к немалому удивлению, узнал, что сей шведский подданный вполне может считаться если не биологическим, то крёстным отцом такого мегавостребованного и непотопляемого песенного жанра, как т. н. «русский шансон».
Так количество перешло в качество, и я взялся приискать дополнительную информацию об этом шведском товарище. Очень быстро выяснилось, что в энциклопедических, справочных и специализированных музыкальных изданиях без малого семьдесят лет бурной и насыщенной событиями жизни Гартевельда умещаются в один, редко – в два абзаца. Число людей, что-то слышавших и знающих о нем, ныне исчисляется несколькими сотнями. А знакомых с его музыкальными сочинениями – и вовсе десятками. В общем, швед заинтриговал. А после того, как я ознакомился в Публичке с небольшой книжкой путевых сибирских очерков Вильгельма Наполеоновича, интрига лишь усилилась. Как в целом, так и в двух конкретных частностях.