Жажда познаний, «этнографический» интерес к незнакомым племенам – вот то, что движет героем романа. И миниатюрист, вслед за текстом, старается максимально изобретательно показать чудеса Индии. Александр хочет расспросить брахманов об их обычаях, даже кишащий крокодилами и скорпионами Ганг не может остановить его: он затевает переписку с царем Диндимом, используя для посылки писем «суденышко», parvam naviculam (fol. 82v, 85r)[45]. Он приказывает своим воинам переплывать реки, чтобы допросить местных жителей, но те пали жертвами крокодильих зубов (fol. 64r). В нашей рукописи Индию населяют полулюди, привычные для средневековой картины мира. Их можно встретить на страницах энциклопедий, романов и на тимпанах соборов, в том числе на юге Италии[46]. Но здесь же и вечная мечта о «добром дикаре», гимнософистах и брахманах, живущих блаженной жизнью, не знающих ни пороков цивилизации, ни даже религии (fol. 86v).
У гигантов-циклопов художник отнял не только один глаз, но и одну ногу, сблизив их таким образом с другой не упоминаемой в романе расой одноногих, в существовании которой никто не сомневался (fol.103v). Такое небольшое несовпадение между текстом и изображением не следует считать ошибкой – за ним стоит метод работы художника. Он создает новый иллюстративный ряд, что называется, ad hoc, но прибегает и к уже устоявшимся иконографическим клише. Так, феникс в тексте описывается сидящим на высохшем дереве, лишенном листьев и плодов, nec folia nec fructus (fol. 88v). Однако для профессионального миниатюриста феникс – символ воскресения. Поэтому он идет на явный разрыв с текстом, используя раннехристианский образ феникса, сидящего на цветущем дереве, к которому старец ведет Александра[47]. Такие отклонения нормальны в оформлении средневековых рукописей, иногда они могут быть случайными, как в данном случае, иногда же несут особую смысловую нагрузку.
Рукопись заканчивается четырьмя необычными миниатюрами: это изображения 15 государей и царицы Клеопатры, сидящих на тронах со скипетрами, мечами и соколами в руках (fol. 113r–114v, по четыре изображения на каждом листе). Александр Македонский оказывается вписанным в мировую историю, от персов до римлян, от Кира до Августа – фигуры, исключительно важной для идеологии Штауфенов. Как я уже говорил, текст рукописи и ее миниатюры изобилуют сюжетами, являющими величие власти владыки мира. Своеобразная «генеалогическая схема», встречающаяся и в других исторических рукописях того времени, подводит итог истории, воспевшей македонского царя – воина, естествоиспытателя и этнографа. В последующие же столетия такие серии условных портретов «знаменитых мужей» и «знаменитых жен» стали самым обычным оформлением дворцов знати во всех странах Запада.