– Тааак, кажется, мы не одни.
Лиза посмотрела на Димку, но его лицо будто транслировали по телеку и шли помехи: гул и серые точки.
– К себе, слышишь, – сказал он и, вдохнув, как перед нырком, вышел на лестницу.
– Малохольный? Ты чо не спишь?
– Я просто хотел попить воды, – Лиза слышала голос Димки сквозь шум в ушах. Она двигалась к своей двери, медленно, опираясь на стену, сглотнула раз, другой, вот она, ручка, нажать, открыть дверь так, чтоб не скрипнула.
– Обойдешься, вали спать. А ты – вниз.
Лиза закрыла свою дверь и прижалась к ней спиной, тяжело дыша и морщась: парфюмерная вонь проникла в комнату вместе с ней. Она услышала, как Димка прошел мимо ее двери – к себе.
Следующим утром Лизу разбудила Нина, Лиза уже решила, что проспала, но, оказалось, Нина пришла раньше будильника. Она была в перчатках.
Лиза оделась и причесалась тщательнее обычного. Стоя в ванной перед зеркалом, она долго приглаживала волосы мокрой расческой, прядка к прядке. Так, чтобы казалось: у нее хвост или пучок, а не короткая стрижка. И, только закончив, она будто увидела себя со стороны – трясущаяся, жалкая, с прилизанными перышками. Лиза разозлилась на себя, запустила обе руки в волосы и растрепала их.
Не успела Лиза войти в столовую, как в нос агрессивно ворвался запах мужских духов, Лиза помотала головой, будто в попытках увернуться, но парфюм уже заполнил носоглотку, даже во рту, казалось, появился его привкус. Все домочадцы были в сборе. Стол, еще вчера казавшийся неуместно огромным, теперь выглядел недостаточно большим, чтобы можно было отодвинуться от Антона Викторовича на безопасное расстояние.
Его светло-голубая рубашка сидела в натяжку, швы грозились лопнуть, а пуговицы – разлететься в разные стороны по чашкам с кофе и стаканам сока. Ворот был застегнут не до конца, из него выглядывала черная шерсть. Такая же, очевидно, росла на подбородке и щеках Антона Викторовича. Это угадывалось, несмотря на то, что он был гладко выбрит. Лицо казалось грязным из-за черных точек, оставшихся на месте срезанных волос. На голове шерсть была с проседью, зачесана назад, выставляла напоказ залысины. Мясистые губы были похожи на двух жирных гусениц, они блестели от еды и двигались: то ли жевали, то ли говорили. Лиза не слышала, все усилия уходили на то, чтоб сдержать дурноту.