Метафизика столицы. В двух книгах: Две Москвы. Облюбование Москвы - страница 74
Грин драпирует неадекватность тьмой, а интерьер осовременивает. «Золотая цепь» – классицистический дом-город, литературно оглашенный в позднем гриновском модерне.
Особенно существенны два описания из «Золотой цепи». Прозрачный пол каких-то нижних помещений, с чудовищами, выплывавшими под взгляд героя «из породившей их тайны», превращает дом-остров в поплавок, и может статься, что лишенный корня. Воспитательный действительно стоит на арочных фундаментах, над лесом арок, в котором поднималась и сходила полая вода.
В другом фрагменте текста сложным коридорным перекрестком явлен, может быть, сам ноль координат, и наступает неподвижность выбора, одолеваемая только страхом встать здесь навсегда.
Попасть в роман удел редкого дома. А в два романа, притом написанных в один и тот же год…
В «Двенадцати стульях» Дворец труда становится Домом народов. Здесь же, в редакции «Гудка», писался по ночам и сам роман. Здесь отыскала ветреного мужа гражданка Грицацуева, скоро уверившись, что в планы руководителя концессии не входила встреча с любимой. Их разделили три этажа (Остап укрылся на пятом), тысяча дверей и дюжина коридоров.
Воспитательный дом. Открытое письмо начала XX века
Тем же часом преодолевал пространства дома в надежде напечататься Трубецкой-Ляпис. А может быть, и Александр Грин. Трудно узнать в какой-нибудь гануверовской лестнице ту клетку, в которой ночевала Грицацуева, пока великий комбинатор потрошил мебель в редакции «Станка». Два романа – два описательных регистра.
У Ильфа и Петрова рационализм Бецкого-просветителя легко сличился с рационализмом бюрократическо-советским и под его личиной вышучен. У Грина просветительское рацио скрывается за маской декадентской, инженерно обеспечивая иррациональности волшебного дворца.
Однако во дворце Ганувера есть и действительная мистика: в нем обитают тени градоосновательных мистерий.
Дом стоит у той воды, в которой будущий его строитель обнаружил золотую цепь; стоит над тайником, где эта цепь теперь хранится. Дом выстроен на ее звенья. Цепи осталось больше, чем потрачено, и нам дают ее увидеть, но метафизически мы видим основание построенного. Обладатель называет цепь змеей, причем в беседе с дамой, чья змеиная природа очевидна для мальчика-рассказчика. Другая героиня самоименуется змеей, хотя дана под добрым знаком в назревающей интриге. Интригуют две партии друзей строителя, одна из них скрытая партия врагов. Интрига разрешается на представлении оконченного дома, когда строитель выбирает ту из двух искательниц его любви, которая в минуту кульминации способна выйти изнутри премьеры, изнутри архитектуры. Чтобы у Ганувера был этот выбор, друзья строителя заранее, воспользовавшись кораблем героя, вывозят девушку с Сигнального Пустыря – обиталища нелюдей, антитела волшебного дома. Читатель уясняет, что девушка была с Ганувером при отыскании цепи и даже сочинила в мыслях самый дом, но отступила в чары Пустыря. Дом выстроен, чтобы она нашлась, как содержание находит форму. Соперница ее обличена в умысле кражи золотой цепи, но ей дает уйти Ганувер, не желая полицейской сцены подле сцены счастья. Сам он умирает в эпилоге, как и предрекал живущий в доме прорицатель-автомат.