– Утром град был, – напомнила я. – Мы чуть до смерти не замерзли.
– Вот как? И где?
– На шоссе, в пяти кварталах отсюда.
Мэтти посмотрела на свои посадки.
– Сюда он не добрался, – сказала она. – Здесь был только дождь. А град бы, конечно, помидоры побил. Иногда так бывает. А вот и фасоль, о которой я говорила.
И действительно, растущая неподалеку фасоль была на сто процентов пурпурной – стебли, листья, цветы и стручки.
– Ничего себе! – сказала я.
– Это мне дала соседка-китаянка. – Мэтти махнула рукой в сторону забора из гофрированного железа, который я до этого не заметила. Забор покрывали лозы, и на другой его стороне буйствовал такой же безумный сад-огород из лоскутных грядок. Правда, без кусков автомобилей. Заросли пурпурной фасоли уходили вдаль, цепляясь за все, за что можно было зацепиться.
– Они выросли из семян, которые она привезла с собой в девятьсот седьмом году, – сказала Мэтти. – Можешь себе представить? Все эти годы плодоносят одни и те же семена. И как разрослись!
Я сказала, что отлично это себе представляю. Мне прямо виделось, как фасоль марширует через Тихий океан, начав свой поход в каком-нибудь китайском огороде, и заканчивает его здесь, в Аризоне.
Жилище Мэтти было довольно уютным, но жить в Тусоне, в суете городского центра, было все равно что жить в чужой стране, о которой никогда не слышал. Или в ином времени. Перевалив за границу часового пояса, я отвела часы на два часа назад, но одновременно каким-то образом попала в будущее.
Трудно объяснить, на что это похоже. Я училась в старших классах в семидесятые годы, но вы должны понять – в округе Питтмэн это с тем же успехом могли быть еще пятидесятые. Питтмэн отставал от остальной страны на двадцать лет почти во всех отношениях, за исключением уровня беременности среди несовершеннолетних. Например, мы самыми последними из всех округов страны стали пользоваться телефоном с наборным диском. До 1973 года вы просто поднимали трубку и говорили: «Мардж! Соедини меня с моим дядей Роско». Или кто вам еще там был нужен. Телефонистки сидели на третьем этаже здания суда; им было видно оттуда и главную улицу, и площадь, и банк, и аптеку, и офис доктора Финчлера. Они могли даже сказать вам, стоит его машина перед офисом или нет.
В Тусоне не было ничего подобного, здесь никто и ни за кем не присматривал. Приходилось искать в жизни свою собственную дорогу.